Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф

Вайолет поворачивается ко мне, ловит мой взгляд, видит, что я плачу от огорчения.

– Ой, мам, не переживай! Соскребем верх, да и все.

Я заливаюсь румянцем.

– Выбросить надо! Его уже не спасешь.

– Молли, дай-ка нож.

Точно, ее зовут Молли. Молли, которая работает в Провиденсе. Вчера вечером она приехала поездом. Конечно. Вайолет снова смотрит на меня с жалостью.

– Мам, с бисквитом все нормально, правда!

Молли обнимает меня за плечи.

– Зато есть повод добавить побольше взбитых сливок.

Позже мы распаковываем подарки у камина и болтаем. Поглощаем гоголь-моголь и печенье в форме Санты, снеговиков и колокольчиков. Джейн наигрывает на пианино «Устрой себе веселое маленькое Рождество», и я переношусь на много лет назад, когда Джозеф и дети удивили меня исполнением этой самой песни.

– У меня еще один подарок, – говорю я, когда празднование заканчивается и все рассаживаются по диванам или растягиваются на полу.

Достаю из большого подарочного пакета стопку празднично завернутых тетрадей и жестом прошу Райана раздать по одной своим сестрам и брату, а также Джейн, Вайолет и Томасу.

– Пришлось повозиться, конечно. И получилось не идеально, – предупреждаю я.

Они принимаются разворачивать подарки, а я надеюсь, что этого хватит, что, дав им что-то, что можно держать в руках и хранить на память обо мне, я компенсирую то, что забираю.

– Я там повырывала некоторые страницы… В общем, сами увидите.

Слышен только звук рвущейся бумаги, а затем наступает тишина. Рейн, Молли и Шеннон, вместе сидящие на диване, склоняются над обложками кулинарных книг, крепко взявшись за руки. Рейн начинает:

– Бабушка, это… это просто невероятно!

Энн и Томас, сидя рядом, осторожно перелистывают страницы.

– Мам, это чудо какое-то! – шмыгает носом Вайолет. – Как ты… Когда ты всем этим занималась?

– Ой, Вай, там, на первом развороте такое… – говорит Джейн, вытирая слезы.

Внутри каждой тетради надпись: «Пусть эти рецепты дарят вам ощущение дома, радуют вас и напоминают о тех днях, когда мы вместе готовили и делили трапезы на берегу моря».

Лежу в постели без сна, Джозеф посапывает рядом. Часы на тумбочке показывают три часа ночи. Официально наступило Рождество. В памяти проносятся воспоминания: босые ножки, топочущие по коридору, маленькие тельца, заползающие между мной и Джозефом, глазки, сияющие от рождественских чудес. Воздух вокруг нас прохладный, я было высунула нос из-под одеяла, и он тут же замерз, зато под одеялом тепло и уютно, спать бы да спать. Но я не могу, мне не дают покоя проделки слабеющего разума. Бисквит, имя Молли… Что еще я забуду? Вдруг однажды вещи в голове не вернутся на свои места? И все же это такая простая и великая радость – печь бисквит с дочерьми, обнимать входящих в дом… Скольких лет этой радости я собираюсь себя лишить? Сколько лет я отбираю у Джозефа? Он мог бы пережить меня. Я могла бы пережить его. Вот так все и происходит. Если ты этого не планируешь. Если не убегаешь.

Я вспоминаю, как он приоткрывает рот, как медленно и шумно выдыхает. Когда мы только поженились, он спал на животе, а я к нему прижималась. Это было абсолютно естественно – обнимать друг друга, сливаясь в единое целое. Сейчас он лежит на спине, к макушке прилипли пряди волос. Плечи по-прежнему широкие, хотя стали костлявее, уже не выглядят такими крепкими, как раньше. Мне хочется к нему прижаться, но сегодня (да и почти каждую ночь теперь так) у меня все болит, не смогу подстроиться под его изгибы. Вернуть бы наши молодые гибкие тела и те плавно перетекавшие в день утра, когда мы просыпались, вплетенные друг в друга. В последние несколько лет стало сложнее, но мы по-прежнему занимаемся любовью, когда можем. Я боюсь, что какой-то раз станет последним, причем мы в тот момент даже не будем об этом знать. Не может все идти, как прежде, как бы мне ни хотелось.

Но сейчас здесь только мы с Джозефом и это раннее утро, наше последнее Рождество. За окном тихо падает снег; тепло, исходящее от прижатого ко мне тела Джозефа, – вот и все волшебство, которое мне сейчас нужно. Я тянусь к его руке. Даже во сне он сжимает мои пальцы своими.

Я знаю, что бегу, только не знаю куда. Моя единственная надежда – когда-то, в какой-то точке встретиться с ним снова.

Я подвигаюсь к тумбочке, зажигаю свет и, достав из ящика блокнот, начинаю набрасывать план подстраховки, ищу способ вырвать его из клятвы, которой он себя связал.

Я точно знаю, что не могу ему позволить следовать за мной.

Я не смогу это сделать, если он будет рядом.

Глава 16

Джозеф

Май 1969 г.

Эвелин стоит у кухонного стола, взбивает яйца и дает указания Вайолет просеять муку, пока я вожусь с газовой плитой, у которой почему-то не горит индикатор. Вайолет болтает без умолку, раскатывая тесто для пирога ко Дню поминовения воинов.

– Мне все равно нужно новое платье. Я не буду носить старые вещи Джейн!

В тринадцать лет она начала сопротивляться положению младшей сестры, перестала донашивать за Джейн вещи, в их общей спальне то и дело по инициативе то одной, то другой вспыхивали ссоры.

Зная, что мать целыми днями сидит дома одна, Эвелин пригласила ее помочь с приготовлениями. Миссис Сондерс присаживается за стол и, прищурившись, смотрит за движениями Вайолет:

– Не так тонко, а то порвется!

Пятнадцатилетний Томас сидит за столом и готовится к экзаменам. Он постоянно учится, при этом соблюдает режим, высыпается по ночам, каждое утро бегает, в общем, сосредоточился на том, чтобы поступить на службу в военно-воздушные силы и стать пилотом истребителя. Мы уговариваем его встретиться с друзьями, пригласить девушку на свидание, но он сосредоточен на своей идее. Я переживаю. Я видел войну. Я знаю, что это такое и какие у нее последствия. Однако это единственное, о чем Томас говорит с энтузиазмом, единственное, о чем он вообще готов говорить, поэтому я не решаюсь ему возражать.

Джейн роется в холодильнике, выкладывая на стол разнообразные ингредиенты для сэндвичей. В последние несколько месяцев отношения между ней и Эвелин были особенно напряженными. Джейн бесится, что ее заставляют возвращаться домой к определенному часу и делать музыку потише. Большую часть времени она прячется в своей комнате, слушая по радио новости. Она приходит домой с запахом пива, бормочет что-то бессвязное и сбегает, когда мы запрещаем ей выходить из