Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф
Джейн пролистывает снимки и вдруг останавливает на одном из них растроганный взгляд.
– Ой… Смотрите! Рейн, Тони, вот ваше будущее.
Тони, сияя, целует Рейн в плечо и вглядывается в изображение.
– Первый раз вижу Рейн маленькую! Джейн, вы тут такая юная.
– А я и была юная. Сама почти ребенок.
– Дайте-ка мне.
Эвелин жестом просит Тони передать ей фотографию, на которой пухленькую двухлетнюю Рейн с копной темных кудряшек держат тонкие до прозрачности руки Джейн. Незадолго до этого она вернулась из Калифорнии, буйная грива занимает половину кадра, глаза прикованы к дочери, маленькие кулачки которой размыты в движении.
– Чур, все старые шмотки – мои! У вас, ребята, был стиль, – хихикает Рейн, роясь в стопке, пока ее не оттесняет Джейн.
– А это кто? – интересуется Коннор, протягивая мне через стол фотографию молодого человека в возрасте чуть за двадцать, с легкой улыбкой развалившегося в моем кресле за гостиничной стойкой. Сэм. Неожиданный приступ горечи. Я почти забыл его лицо. Тогда мы первый и последний раз наняли на работу постороннего.
– Просто старый сотрудник.
Чтобы не развивать тему дальше, я, избегая взгляда Джейн, нахожу в куче другую фотографию и протягиваю ее Энн.
– Мне вот эта нравится. Томас со своими самолетами.
Энн наклоняется к Томасу и поддразнивающим тоном говорит:
– Судя по всему, ты увлекался не на шутку!
Он пристально вглядывается в фотографию.
– Это реактивный истребитель «Белл X-5». Я балдел, когда его мастерил. Интересно, где он сейчас.
Эвелин пожимает плечами.
– Наверное, на чердаке вместе с остальными вашими богатствами. Потом вместе все просмотрите и решите, что хотите оставить на память.
– Мама, прекрати, – говорит Джейн, не отводя глаз от фотографий.
Томас прочищает горло.
– Знаете, теперь я понимаю…
Лицо у него становится серьезным, взгляд останавливается на нас с Эвелин.
– Раньше до меня не доходило… Я до сих пор не могу это переварить, но… – он сжимает руку Энн. – Когда я подумал, что потерял тебя… Боже, я не могу себе представить… – он смотрит на нее полными слез глазами. – На мгновение я понял, что это за чувство… когда теряешь человека, которого любишь больше жизни.
У меня перехватывает горло, и я еле выговариваю:
– Спасибо, Томас.
В комнате воцаряется тишина. Все-таки не удалось нам избежать серьезных разговоров.
– Мне вот эта нравится, – шепчет Вайолет с мокрыми глазами.
Сидящий напротив нее Коннор заметно напрягается при виде ее слез и принимается за другую стопку. У Вайолет в руках фотография с нашей свадьбы. Я провожу пальцами по глянцевой поверхности и вижу на черно-белом снимке темно-фиолетовый цвет фиалок в букете Эвелин.
Вечер проходит за фотографиями и рассказами, мы ощущаем потребность быть вместе. Взгляды, которыми обменялись брат и сестра, могут поведать целую историю, смех, узнавание себя друг в друге делает все это реальным, сохраняет то, что мы боимся потерять. Вот беременная Эвелин, дата на обороте не указана, и все пытаются определить, какого ребенка она носила. Миссис Сондерс, сначала бабушка, потом прабабушка, ее фирменная улыбка с плотно сжатыми губами и тугой пучок волос. На одном зернистом изображении мои родители: стоят на крыльце гостиницы, мама в переднике, а отец возвышается над ней, положив ей руку на плечо. Свадьба Вайолет и Коннора, Томаса и Энн… На многих фотографиях Вайолет беременна, то одним, то другим ребенком. Здесь все пятеро внуков выстроились в пирамиду на пляже. Мы с Эвелин танцуем на свадьбе Рейн и Тони, нашей первой внучки и единственной, которая при нас успела выйти замуж. А тут Эвелин и я с разинутыми от изумления ртами. Фотограф поймал нас на входе в ресторан, где дети устроили нам сюрприз – вечеринку по случаю пятидесятой годовщины свадьбы. Всего было пятьдесят шесть годовщин, но большинство из них не запечатлены на фото. Мы отмечали эту дату лишь маленькими моментами: прикосновениями, поцелуями, приговаривали «просто не верится» и «как же нам повезло» и удивлялись, что еще один год прошел, а мы и не заметили.
Глава 12
Эвелин
Май 1955 г.
Я беру из шкафа платье с пышным низом в клетку и провожу рукой по оставшимся там блузкам. Ощущение, что я перед вешалкой в универмаге и что на свете нет важнее дела, чем выбор блузки. Можно подумать, это что-то изменит. Бросаю платье в стоящий у ног открытый чемодан; будто убегая от меня, оно наполовину вываливается за бортик. Пальцем ноги я заталкиваю его поглубже, чтобы ничего не выглядывало. Затем поспешно снимаю с вешалок две рубашки, машинально забрасываю в чемодан кофты, брюки-капри, тонкий черный пояс, чулки со стрелкой на щиколотке – результат погони за Джейн через заросли костяники, туфли на низкой шпильке со стертыми подошвами.
Шорох в коридоре. Я замираю. Мгновение проходит в тишине. Смотрю в зеркало – коридор у меня за спиной пуст. Одариваю женщину в зеркале неодобрительным взглядом. Непослушные волосы собраны в низкий хвост, на лбу заломы, лицо угловатое и невыразительное, взгляд поблекший, под глазами морщинки от усталости, домашнее платье из шотландки скрывает широкие бедра, которые вскоре будут прикрыты фартуком. Мне ее жаль, я ее совсем не знаю.
Внизу раздается грохот и звон разбитого стекла, доносятся приглушенные сердитые голоса. Захлопнув крышку и на корточках закрыв защелки, я запихиваю чемодан поглубже в шкаф и прикрываю парой теплых зимних ботинок, которые еще не убрала с наступлением весны. Затем бегу в комнату, где оставила Джейн и Томаса возиться с конструктором «Бревна Линкольна», пообещав скоро вернуться, но там пусто. Черт! Сбегаю по узкой черной лестнице на кухню – тоже пусто. Черт, черт, черт. Врываюсь в столовую и вижу, что Джозеф, стоя ко мне спиной, – одной рукой он держит за запястье Джейн, в другую вцепился Томас, – отчаянно извиняется перед гостями. Когда я подхожу ближе, то узнаю мистера и миссис Уитакер, они у нас впервые. Стол залит жижей из апельсинового сока
