Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен
Дальше Харт сплошь рубил, резал и колол. Он следил, чтобы Дакерс постоянно оставался у него за спиной, даже когда нужно было сделать выпад или уклониться. Он-то, может, и правда бессмертен, а вот ученик – нет, так что Харт делал все возможное, чтобы убедиться: все порезы, укусы и удары достаются его шкуре, а не Дакерсовой. Слева бродяга подобрался близко и укусил его за руку. В месте встречи зубов и мяса расцвела вспышка боли, рубашка разорвалась, по коже потекла кровь. Харт с силой отмахнулся, опрокинув бродягу в поднимающуюся воду. Тот вскочил, вопя от ярости, но вопль оборвался, когда Харт взмахнул мачете и ударил тварь в бок, разрубив гниющее туловище до самого аппендикса. Вырвал клинок и взмахнул в противоположную сторону, отрубив голову другому бродяге и на едином вдохе проткнув ему аппендикс рапирой.
Все это время ручей поднимался, бил Харта по коленям, потом по бедрам, заполняя узкую балку, будто кто-то повернул до упора кран. Харт ударил очередного бродягу, пошатываясь на стремнине, промазал и открыл правый бок. Бродяга продрал сломанными ногтями три полосы у него на шее, пытаясь схватить за горло.
Молния ударила в дерево высоко на гребне с громким взрывом. Ствол расщепился, и вяз полетел прямо на них. Харт ударил бродягу рапирой и изгнал его душу в грозовую ночь, а потом схватил Дакерса за шиворот пропитавшейся водой куртки и оттащил подальше от падающего дерева.
Ему на спину запрыгнул бродяга, вгрызся между шеей и плечом, и все тело прострелило болью. Харт выпустил Дакерса и попытался вырваться. Дальше он помнил только, как Дакерс силой развернул его и ударил рапирой с такого размаха, что лезвие проткнуло тело бродяги и проделало дыру у Харта в спине. Харт закричал от боли, и Дакерс завопил: «Простите, сэр!» за секунду до того, как катящееся дерево упало в воду и швырнуло пацана на стремнину, покрыв его ветвями и увлекая все глубже в самое опасное место.
– Нет! – закричал Харт так громко, что казалось, рвалась и глотка, и сердце вместе с ней. Течение било по бедрам, оставшиеся бродяги бросились на него. Не было времени ни скорбеть, ни думать. Мир сжался до крошечной точки, на которой Харт просто пытался выжить. Хлестал ливень, содрогалась во тьме молния, сотрясал землю гром, а Харт рубил, и резал, и колол, и жил, и жил, и жил, и все еще жил, выпуская заблудшие души в танрийскую ночь.
Вода поднималась, а ливень смывал с него кровь в ручей. Он замахнулся и промазал, ударил и попал, а бродяги все шли и шли. Если он мог умереть, то это была достойная смерть. А если Дакерс погибнет в его смену… кто знает, сможет ли он жить с этим дальше.
Под водой что-то сдвинулось, какая-то сила потянула Харта назад. Он обернулся и увидел Солелиза, сияющего во вспышке молнии – эквимар, разрезая волны, шел прямо к нему. Харт прыгнул, стараясь доплыть до края балки, но один из бродяг ухватил его за край комбинезона. Из последних тающих сил он отпинался и, ухватившись длинными руками за кустарник, подтянулся на берег как раз вовремя, чтобы дать эквимару затоптать бродяг, сбросив добрую половину плыть по течению. Одного жеребец схватил крупными зубами и зашвырнул в воду, как простую мягкую игрушку. Вспышка молнии осветила лицо Дакерса, сидящего на эквимаре, и в груди Харта заныло от облегчения. Со спины Солелиза ученик резал и протыкал оставшихся бродяг, пока драться стало не с кем. По крайней мере, пока что.
– Сэр, сможете запрыгнуть? – окликнул его Дакерс со спины трусящего по потоку Солелиза.
Харт был почти без сил из-за ран, но он мог утонуть, так что выбора не осталось.
– Помоги-ка, – велел он, перекрикивая оглушительный шум воды.
Вдвоем они ухитрились втащить его на спину Солелиза. Устроившись на жеребце за спиной Дакерса, Харт смог лишь привалиться к ученику и постараться не потерять сознание, пока они выбирались.
– Не знаю, целовать тебя или пристрелить, – невнятно сообщил Харт, когда они оставили ливень и ручей за спиной; в убитых сапогах плескала вода в ритм трусце эквимара.
– Это вы мне или Солелизу?
– Солелизу. Тебя я ни в жизнь не поцелую.
Когда они добрались до лагеря, Харт уже едва держался. Дакерс спешился и попытался уговорить его слезть с эквимара.
– Надо обработать раны, сэр.
Укус на шее был в ладонь шириной, но казалось, будто ему откусили весь левый бок, а след на руке болел до тошноты, но Харт покачал головой.
– Если слезу с этого засранца, обратно уже не залезу.
– Совсем плохо? – спросил Дакерс, расстегивая спальный мешок, и укутал в него Харта.
– Так себе. А ты?
– Так себе, но получше вашего.
Харт кивнул.
– Нам обоим надо в больницу. В казармы не заезжай. Как, дотянешь до базы?
– Да. А вы?
– Ага.
Харт подозревал, что это неправда, но ухитрился усидеть на эквимаре, хотя его трясло и зубы стучали, пока Дакерс ехал сквозь ночь, всю дорогу до базы и до больницы.
Глава тридцать пятая
Когда Мёрси пришла к папе, чтобы проработать следующие шаги «Операции по ликвидации» (название выбрала Лил), она ожидала, что ее встретит бокал вина и блюдо закусок от Зедди. Чего не ожидала, так это Пэнроуза Дакерса, лежащего на диване в гостиной на миллионе подушек, с рукой в перевязи и с подбитым заплывшим глазом; рядом в кресле храпел отец.
– Пэн! Боги мои! Ты в порядке? – воскликнула Мёрси, опускаясь на колени рядом с ним.
– Ага, я-то ничего, ты бы видела этого.
Она знала, что он хотел пошутить, но насколько понимала, «этот» означало «Харт».
– Что случилось?
– На нас напал миллион бродяг.
Мёрси охнула, и тут вошла Лил с чашкой чая для Пэна.
– Вот, держи, котик, – заворковала она и вручила ему чашку.
– Мёрси пришла? – отозвался из кухни Зедди. – Скажи ей, чтобы отцепилась от инвалида.
Пэн улыбался во все свои разбитые губы.
– Он варит мне куриную лапшу. Не говори ему, но у Харта она получается куда лучше.
Он взял чашку, и Мёрси со щемящим чувством вспомнила, как пальцы Харта касались ее, когда он вот так же передавал ей напиток. Она переживала, что он изранен не меньше Пэна, но некому было подать ему
