Аптекарский огород попаданки - Ри Даль

— Я с вами согласен.

— В таком случае разрешите вам помочь.

Он безмолвно кивнул. Затем закатал штанину до колена. Я заметила, что вокруг него что-то обвязано — какой-то ремень. Другой же ремень выглядывал из сапога.

— Оторвался, — констатировал Булыгин, о чём я уже успела догадаться самостоятельно.

И вдобавок начала догадываться, в чём именно случилась проблема. Мои догадки подтвердились, когда Василий Степанович снял обувь. На нижней части ноги находилась конструкция из дерева, имитировавшая стопу. Закреплялась эта конструкция вокруг голени, обхватывая ногу, а для дополнительной надёжности фиксировалась ремнями на бедре над коленом. Вот одно из креплений и подвело.

— Принесите лучше нитки с иголкой, Александра Ивановна, — негромко проговорил Булыгин.

Я не стала ему перечить, принесла всё, что нужно, снова разместилась рядом с ним. Булыгину всё-таки пришлось снять протез. Если можно так выразиться, ему ещё очень повезло: голень сохранилась целиком, не хватало только стопы. Я заметила, что по краю культи есть сильное покраснение. Очень вероятно, что Булыгин натёр кожу, пока ходил со мной сегодня на прогулку.

—————————

История протезирования конечностей насчитывает тысячи лет. Первым из найденных протезов считается протез большого пальца ноги, датируемый 700-ми годами до нашей эры. На протяжении веков протезы конечностей модифицировались согласно технологиям времени. Протезы нижних конечностей получили особое развитие в середине XIX века, когда было изобретено крепление без дополнительной фиксации. В 1858 году Дуглас Блай изобрел и запатентовал «анатомическую ногу доктора Блая», которую он называл «наиболее полным и успешным изобретением из когда-либо созданных среди искусственных конечностей». А уже в 1863 году Дюбуа Пармли изобрел усовершенствованный протез с присоской, полицентрическим коленом и множеством шарниров.

Глава 54.

— Любуетесь? — не без сарказма осведомился Василий Степанович, проследив за моим взглядом.

— Не ёрничайте, сударь, — ответила я. — Вам бы отдыхать почаще надо.

— От отдыху жизнь краше не станет, а новая нога не отрастёт.

— Насчёт жизни вы точно ошибаетесь.

Булыгин глянул вопросительно, но я не стала никак комментировать свои слова. Поднялась и пошла искать, где у нас с Груней остался крем Pond’s, который ей недавно, как бы сказали в моём прошлом-будущем веке, втюхали в аптеке.* Груне очень хотелось поскорее сделаться городской барышней, и, конечно, на первую же зарплату она купила себе помад и румян, а ещё этот крем, который обещал её сделать невероятно привлекательной. Однако в данный момент его чудесные свойства пригодились бы в другом не менее важном деле.

Захватив металлическую тубу с нашего столика, я вернулась к Булыгину и открыла упаковку.

— Что это вы задумали? — нахмурился он тотчас.

Такой реакции я вполне ожидала, потому и ответ у меня был готов заранее:

— Лечу вас, Василий Степанович. Как и положено доктору.

— Это ведь дамские украшательства.

— Иногда дамские украшательства бывают и мужчинам полезны. Доверьтесь мне. Пожалуйста.

На удивление Булыгин оставил дальнейшие споры. Полагаю, далось ему такое поведение непросто, как и мои манипуляции с его повреждённой ногой. Но выдержал он их стоически. А что до меня, то я почти испытала радость… Нет-нет, не в том смысле, что была рада увечью. Я была рада тому, что впервые за долгое время могу позаботиться о живом человеке, могу снова быть полезной здесь и сейчас.

Это сложно описать словами. Да, изобретать пилюли и работать в лаборатории мне нравилось. И нравилось ухаживать за растениями в Аптекарском огороде. Нравилось вообще всё, ну или почти всё, с чем мне доводилось соприкасаться в этой жизни. Я ведь жила, полноценно и свободно в том понимании свободы, которого была лишена в прошлом своём воплощении.

Однако сейчас я заново прикоснулась к тому, к чему по-настоящему тяготела душа. Возможно, пациент мой и не пришёл в такой же восторг, но я-то знала, что мои действия облегчат его страдания хоть немного.

— Благодарю за заботу, — сдержанно кивнул Василий Степанович, когда я закончила накладывать крем на раздражённую кожу.

— Вам следует почаще увлажнять эту область. Она испытывает серьёзную нагрузку, особенно в месте шрама.

— Буду иметь в виду, — он не смотрел мне в глаза, наверное, из-за смущения.

— Хотя бы маслами натирайте на ночь, чтобы к утру всё впиталось. Это поможет уменьшить отёк и раздражение.

— Благодарствую, — снова кивнул Василий. Затем всё-таки поднял на меня взгляд, внимательно изучил моё лицо: — Однако вы поразительно стойки для женщины благородных кровей.

— Насколько мне известно, — парировала я, — женщины из Крестовоздвиженской общины имеют по большей части благородное происхождение. И им стойкости не занимать.

Булыгин несколько раз прошёлся по мне взором, будто сканируя на предмет иронии или какого-то лукавства. Но в моих словах не было ничего подобного.

— Откуда же вам известно про общину?

— Вениамин Степанович рассказывали.

— Вот, значит, как… — он отвернулся. — И что же?

— В каком смысле?

— Не просто же так вы упомянули о сёстрах.

Может, Булыгин и не был деликатен или особо тактичен, но прозорливости ему было не занимать.

— Не просто, Василий Степанович, — призналась я, садясь рядом с ним. — Я была бы вам огромно и сердечно благодарна, ежели бы вы смогли дать мне протекцию в эту общину. Знаю, что кого попало туда не берут…

— И год даётся на входное испытание, — Булыгин обжёг меня непримиримым взглядом. — Это вам известно?

Я кивнула:

— Испытания мне нестрашны…

— И карьеры вы там никакой не сделаете, — перебил Василий Степанович, словно угрожая мне.

— Меня не заботит карьера, — заговорила горячо. — Меня заботит лишь моё место в мире. Как вам объяснить? Жизнь… — я запнулась, но быстро продолжила: — Даётся нам единожды и не просто так. Важнее всего найти своё призвание, делать так, как велит сердце. А мне оно велит идти туда, где я смогу быть истинно полезной.

— Вы полезны в Аптекарском огороде, — отрезал Булыгин.

— Так-то оно так, Василий Степанович. Но вы же сами прекрасно понимаете, о чём я толкую. Понимаете ведь?

Я умоляла его глазами посмотреть на меня. Однако Булыгин продолжал сидеть, отвернувшись. Ручаюсь, всё он прекрасно видел и понимал, но упорно игнорировал мои просьбы.

— Не молчите же, — попросила, не дождавшись никакой реакции.

— Позднее нынче время для разговоров, — заявил он безжалостно. — Я вас и так уже утомил, сударыня. Теперь вы