Аптекарский огород попаданки - Ри Даль

Пока мы двигались к парадным дверям, а затем через вестибюль к гардеробной, моё сознание было схвачено представшим мне зрелищем. Споры с Булыгиным и уж тем более размышления о его достатке отошли на далёкий задний план. Меня вдруг накрыло таким огромным и удивительным осознанием, что прямо сейчас я нахожусь в Москве 1877 года и вижу всё собственными газами — не на мониторе телевизора, не в своём воображении через страницы книги, а гляжу реально, наяву.

Конечно, я давно привыкла к мысли о своём чудесном перемещении и перерождении. Даже перестала находить в этом нечто фантастическое. В конце концов, я наверняка не первая и не последняя. Просто такие вещи невозможно проверить и узнать, случались ли иные прецеденты. Ведь я о своё положении собиралась молчать до конца. Что, если были и другие люди из будущего, оказавшие, как и я, в прошлом? Они наверняка поступали точно также. И, может, тот же Жюль Верн как раз был таким человеком? Он же в своих произведениях фактически рассказал о технологиях, которых в его время не было в помине. Его ли работами вдохновились учёные, создавая новые вещи и механизмы? Или писатель УЖЕ знал, что всё это реально, ему даже не пришлось ничего выдумывать?

Никто не сможет поведать истину. Но сейчас я была убеждена, что далеко не одинока в подобном. Возможно, отчасти это и помогло мне окончательно смириться с тем, как обстоят дела сейчас. Однако новый виток осознания случился сегодня, здесь — под сводами Большого Театра, в этой неподражаемой красоте, роскоши, великолепии.

Убранство интерьеров, нарядные дамы и судари, ожидающие представления, даже сам запах внутри помещения — всё это заставило меня по-настоящему окунуться в атмосферу девятнадцатого века, о котором я не раз читала или смотрела видео, но никогда ещё погружение не происходило настолько полно и живо, проникнув буквально в каждую мою клеточку.

— Александра Ивановна?.. — услышала я голос Булыгина.

Повернулась к нему. Поняла, что стою с разинутым ртом, озираясь вокруг. Должно быть, со стороны это выглядело комично. Если не сказать — глупо.

— Да?..

— Ваше пальто, — осторожно проговорил Василий Степанович.

И я, наконец, очнулась.

— Разумеется.

Он галантно принял мою верхнюю одежду, чтобы передать гардеробщику. Сегодня Булыгин прямо-таки поражал своими манерами, причём в хорошем смысле. Значит, со светским этикетом он точно был знаком, но игнорировал его намеренно.

— Вы словно приведение увидели, Александра Ивановна, — заметил Василий Степанович.

Я улыбнулась:

— Всего-то дивлюсь на вас.

— Отчего же?

— Полагала, что и обходительность с дамами для вас — чуждое понятие.

— Мы находимся в обществе, где принято соблюдать определённые нормы поведения.

Улыбка моя тотчас погасла.

Ну, конечно. Общество. Перед ним, а вовсе не передо мной Василий Степанович не желал ударить лицом в грязь. Его старания — не более чем показуха и не имеет ничего общего к хорошему отношению лично ко мне.

Я постаралась не выдать своего разочарования и обиды. Ну, в конце концов, на что тут обижаться? Ни я, ни Булыгин не питали друг другу добрых чувств.

— Желаете ли бинокль? — поинтересовался гардеробщик.

— Два, — коротко ответил Василий.

Работник театра передал ему небольшие театральные бинокли в бархатных футлярах. Булыгин забрал оба и выставил мне локоть, приглашая идти с ним дальше. Я замялась на секунду, но также решила следовать приличиям хотя бы для виду.

Поднялись на несколько пролётов вверх по лестнице. У входа в нужную часть зрительного зала нас сопроводил отдельный распорядитель. Оказалось, что наши места в ложе, где могла находиться только знать. И этот нюанс вернул мои мысли к прежней волне.

Я заняла своё место. Булыгин сел рядом, протянул мне бинокль.

— Благодарю. Должно быть, билеты на представление стоили вам целое состояние.

— Я нуждаюсь в деньгах, — равнодушно бросил Василий Степанович.

— И всё же подобные траты вас наверняка не радуют.

— Как это понимать? — он нахмурился.

— Вы ведь планировали провести время с братом, а теперь вам приходится терпеть моё общество.

Всё-таки обида засела во мне. Крошечная, совсем незначительная. Но именно она подталкивала к подобным язвительным замечаниям.

— Я терпелив, — в том же безразличном тоне заявил Булыгин и отвернулся.

Прозвенел второй звонок. Скоро должно было начаться представление. Я почему-то нервничала. Наверное, от переизбытка впечатлений.

— Отвыкли от светских раутов? — поинтересовался Василий.

Я мысленно подобралась и заставила себя выпрямить спину.

— Это так заметно?

— Сложно не заметить, как вы непрестанно вертите головой.

— Вы не только терпеливы, но и наблюдательны, — холодно парировала я, стараясь отныне держать шею неподвижной. Краем глаза заметила, что Булыгин, кажется, улыбнулся.

— Вам идёт надменность.

— Простите?.. — повернулась к нему с удивлением.

Глаза Василия Степановича как-то странно сверкнули.

— Надменность, Александра Ивановна, вам к лицу. Однако простота красит вас точнее.

— Не думала, что вы ценитель женской красоты, — едко бросила я, гневаясь ещё больше. — Вас ведь интересуют лишь практические вещи.

— Красота весьма практична, — холодно отрезал он. — И слова мои не являются комплиментом. Это лишь констатация факта.

———————————

*Большой театр был открыт в 1776 году. «Большой театр начинался как частный театр губернского прокурора князя Петра Урусова. 28 марта 1776 года императрица Екатерина II подписала князю привилегию «быть содержателем всех театральных в Москве представлений» сроком на десять лет. Эта дата считается днём основания московского Большого театра.» (выдержка с официального сайта театра).

Глава 51.

Вот так бы и треснула чем-нибудь тяжёлым ему по лбу! Ну, прямо зла никакого не хватает! Что же это за мужчина такой? Какой-то сборник раздражающих факторов!

— Удивительно, насколько же вы разные с братом… — процедила я, не сдержавшись от очередной едкой реплики.

— Едва ли, Александра Ивановна, — небрежно вбросил Василий. — Мы во мной с Вениамином похожи. Разве что с особыми приметами на личине ему повезло больше.

Это фраза прозвучала апогеем самодовольства. Кажется, Булыгин чуть не гордился своим уродством. А я отныне отказывалась видеть в нём что-то симпатичное. Нравится быть Квазимодо? Прекрасно! Даже не вздумаю впредь замечать за ним приятные черты. Всё! Баста!

— Боюсь, вы плохо думаете о своём брате, Василий Степанович.

— Плохо? — удивился Булыгин.

— Именно, — дерзко заметила я. — В отличие