Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен

Мэр Джинсберг любезно приглашает вас отпраздновать
ДЕНЬ ОСНОВАТЕЛЕЙ: ИТЕРНИТИ 25 ЛЕТ!
Контактный зоопарк! Катание на эквимарах! Барбекю!
Танцы под звездами! Фейерверки!
Вообще-то праздники ей нравились, но она приуныла, подумав, что на День Основателей пойти ей не с кем, а значит, и танцевать не с кем тоже.
Добравшись домой, она набрала пенную ванну и выпила бокал мерло, смывая усталость и пытаясь не намочить страницы книжки про любовь. Ей нравилось так расслабляться в конце тяжелого дня, но сейчас не получалось ни сосредоточиться, ни отдохнуть – ничего. Плюнув и на ванну, и на вино, и на книжку, она вылезла, вытерлась и влезла в самую старую, самую потрепанную и самую удобную пижаму. Леонард залез на кровать рядышком с Мёрси, но сегодня его присутствие, обычно успокаивающее, расстраивало. Пса она любила, но заменой человеку он служить не мог. Впрочем, Нэйтан ни разу у нее не ночевал. Они каждый раз ехали к нему.
Уставившись на темный потолок с извилистой трещиной, которая ползла от окна к люстре, она прокручивала в голове все, что случилось за день: растущую груду счетов, встречу с Каннингемом на кладбище, Нэйтана Макдевитта с прозрачными угрозами прикрыть бюро, как только станет шерифом, и злые слова Харта Ральстона, которые задели за живое.
«Мне кажется, ты ему нравишься», – повторил в воспоминании голос Пэна.
– Странно он как-то это выражает, – буркнула она в потолок, и Леонард взвизгнул во сне.
Нет, Мёрси ни на миг не поверила, что нравится Харту Ральстону, зато вдруг задумалась над последним письмом от неизвестного друга – перед внутренним взором прошли угловатые буквы, как по странице.
«В конце-то концов, во мне есть вещи, которые удивили бы тех, кто хоть попытался бы копнуть глубже».
А вдруг Пэн прав? Вдруг Харт глубже, чем ей видится? Вдруг он, как и ее друг, из тех людей, которые с трудом открываются другим? Что она обнаружила бы к собственному изумлению, если бы постаралась копнуть глубже? Впервые за четыре года она задумалась: а что, если она так и не поняла Харта Ральстона?
Но она все равно терпеть его не могла.
* * *
Следующим утром Мёрси выползла из постели, не потревожив бесформенную кучу псины – Леонарда. «Сегодня просто не может быть хуже, чем вчера», – сказала она себе, включая кофеварку, но когда вернулась в спальню, чтобы одеться, заметила в зеркале, встроенном в шкаф, как неряшливо выглядит.
– Не искушай судьбу, Мёрси, – предостерегла она отражение.
Полчаса спустя, нарядившись в голубой комбез и повязав волосы платком в цвет, Мёрси спустилась – как раз вовремя, чтобы застать приход Зедди, который нес тарелку, прикрытую салфеткой, и весело насвистывал, захлопывая дверь ногой.
– Посмотри-ка, явился вовремя! – поразилась Мёрси.
– Вишневую булочку? Домашние.
– Почему ты такой веселый и отдохнувший, если поднялся ни свет ни заря, чтобы испечь булочки?
– Кто сказал, что я ложился спать?
– Если встречи с Пэном значат, что ты будешь приходить на работу вовремя и с выпечкой, я голосую за него.
Мёрси сцапала с тарелки булочку-скон, откусила и насладилась маслянистой сладостью на языке, которая дивно сочеталась с горечью кофе. Да, сегодняшний день уже шел куда лучше, чем вчерашний, хотя Зедди, поставив тарелку с булочками на стойку, заметно приуныл.
– Что такое? – спросила она.
– Пэну пришлось утром вернуться в Танрию. Вот почему я встал так рано, чтобы приготовить ему завтрак. Он не знает, когда снова попадет в Итернити.
– Жалко. Он мне нравится.
– И мне, – согласился Зедди и откусил изрядный кусок булочки. – Какие не связанные с трупами дела ждут меня сегодня?
– Пахнет свежей выпечкой? – крикнул из кабинета папа, и Мёрси не успела ответить брату.
– Да, но тебе нельзя! Врачи сказали! – крикнула она в ответ.
– Кстати, мне понравился Пэн!
– Спасибо, пап. Мне тоже! – крикнул Зедди.
– Пэну понравилось бы, если бы я съел то, что ты испек!
Мёрси сдалась и отнесла папе булочку, а потом велела Зедди убраться в конторе. Она уже очень давно ничего тут не делала, только пыль метелочкой смахивала, так что поручила ему протереть плинтусы и собрать паутину вдобавок к подметанию, мытью полов, вытиранию пыли и полировке, что давно пора уже было сделать. Казалось, все идет по плану, но вскоре после того, как они открылись, она услышала, как Горацио клацает в дверь. В душе Мёрси завыла паническая сирена при мысли о том, что Зедди запустит ручки в ее переписку с другом. Не потрудившись стряхнуть толстый слой древесной пыли с рукавов и очков, она выбежала в контору в тщетной надежде опередить брата.
Не вышло. Горацио уже стоял внутри, рассматривая Зедди через пенсне, прицепленное к жилету.
– Кажется, не имел чести быть знакомым с вами.
– Горацио, это я, Зедди Бердсолл. Помнишь?
Горацио заметил Мёрси и ухнул:
– Дорогуша, я и не знал, что у вас есть брат. Отчего же вы не сказали?
Зедди указал на табличку у двери.
– Тут написано «Бердсолл и сын». И кто, по-вашему, этот сын?
– Ой, не знаю. Я думал, для красного словца написано. – К ужасу Мёрси, Горацио вручил почту Зедди и сам полез в банку для чаевых. Игриво подмигнул Мёрси и прошептал: – Очень надеюсь, что вся сегодняшняя почта принесет вам радость, дорогая. Будете писать ответ своему inamorato[4] – не забудьте передать мои наилучшие пожелания. Бай-бай!
– Неведомый! Что это вообще было? – спросил Зедди, проводив шествующего к двери Горацио взглядом.
– Горацио такой Горацио. Давай почту.
– Что такое «inamorato»?
– Понятия не имею.
Она протянула руку за почтой, но он сделал шаг назад, просматривая стопку. На лице его разлилась ехидная ухмылочка, и на нее кирпичами навалилось отчаяние. Он выудил из стопки одно письмо и помахал конвертом перед Мёрси, будто фокусник на представлении. Она прочитала: «Кому: другу», и тут Зедди протянул:
– И что же это у нас тут такое?
Мёрси попыталась выхватить письмо, но Зедди бросился прочь, хихикая от счастья, и ей пришлось бегать за ним по конторе.
– Что за друг такой, Мёрси?
– Не твое дело! – Она вырвала у брата письмо.
– У Мёрси есть парень! У Мёрси есть парень! – запел Зедди, прыгая по конторе.
– Тсс! – взмолилась она, бросив взгляд на закрытую дверь кабинета. – Все не так!
– А как?
– Мы, ну знаешь, друзья по переписке.
– Ага, – согласился он, но самодовольная усмешка говорила, что он не поверил ни единому слову.
– Можешь никому не говорить? Мы недавно подружились, и я… Можешь никому не говорить?
– Так папа не знает про этого типа?
– Нет. И