Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен
– Как папа? – спросил он ее – искренний вопрос, который звучал, будто пустая болтовня.
– Ничего. Хотя лучше бы ему оставить на кого-нибудь виноградник. Он слишком стар, чтобы заботиться о нем, как надо, но ты же знаешь его.
Харт кивнул, ощущая вину за то, что не помнил, когда в последний раз справлялся о ее стареющем отце.
– С мамой виделась? – спросил он.
– Несколько месяцев назад. Она передавала привет.
Харт снова кивнул. В отличие от него, Альма знала, кто ее бессмертный родитель: Бендена, чей ручеек вился к северу от виноградников отца Альмы в центральном Винланде. Она даже звала ее мамой. У Харта в голове не укладывалось.
– Как Дакерс поживает?
Харт потер подбородок и отпил газировки, чувствуя, как приторно-сладкие пузырьки почти до боли лопаются на зубах.
– Бесит, сил нет.
– Ой, а он тебе нравится.
– Да, – сдался Харт.
– Так значит, я была…
– Права. Ты была права.
– Ага…
Альма самодовольно поджала губы, и удивительным образом Харт скорее расслабился, чем напрягся от этой мины, потому что это выражение принадлежало Альме-напарнице, а не Альме-начальнице. Он отпил еще газировки и поставил банку на кованый столик рядом.
– Спасибо, что заставила его взять.
– Пожалуйста. Я знала, что ты за ним присмотришь, а ему присмотр не помешает, учитывая, как плохо все стало с бродягами.
– Да, в последнее время как будто хуже, чем обычно.
– Хуже и есть. Я видела статистику. Тел без ключей теперь куда больше.
Диана спиной вперед вышла из кухни с подносом морковки, палочек сельдерея, крекеров и сыра, и Харт вдруг осознал, что умирает от голода – он не замечал этого, пока не стало слишком поздно.
– Останешься на ужин? – спросила она.
Харт и приехал сюда, думая про семейный ужин, но забеспокоился: если примет приглашение, то придется гостить дольше, чем он собирался. Альма впилась в него взглядом горящих зелено-голубых глаз, и он понял, что она видит его насквозь.
– Не хочется вас обременять, – сказал он Диане, но обременить Диану было невозможно.
– Еды гора. – Она поцеловала его в макушку, и он растаял.
Альма приготовила курицу гриль, а Диана сделала зеленый салат и достала остатки картофельного салата из холодильника. Они поели снаружи, на веранде, выходящей на восток, и Диана рассказывала Харту, что они в последнее время подремонтировали. Харт ответил на кучу вопросов, которыми она его засыпала, но в основном смотрел и слушал, окунувшись в беспечную беседу Альмы и Дианы.
После ужина Харт с Альмой остались на веранде в сгустившейся тишине, а Диана убиралась в кухне, подпевая песням из граммофона. В воздухе повисла старая ссора, густая, вьющаяся, как Мгла вокруг Танрии.
– Когда мы начали работать вместе, ты был пацаном, и я всегда думала, что ты перерастешь это, примиришься, да что угодно. Но тебе за тридцать, а стало только хуже, если хочешь знать.
– Давай не будем.
– Мы дружим больше десяти лет. Когда мы это обсудим?
– Никогда.
– О чем я и говорю. Для тебя Билл будто только вчера умер. Это ненормально. Тебе надо разобраться с этим грузом.
– Билл – не груз.
– Ты ведешь себя, как будто он был тебе отцом, которого ты никогда не знал…
– Он и был.
– …и я понимаю, что он сделал для тебя много добра, но ты ни разу не притормозил и не задумался, что он был еще и лицемерным мудаком.
– Ты серьезно? Столько лет меня знаешь, и все эти годы вот так о нем думала?
– Да. Вот что я думаю про лицемера, которому нравилось указывать другим, особенно тебе, как надо мыслить, действовать, жить, хотя он сам бросил в Хонеке жену с ребенком.
Она будто взяла кувалду и разнесла все, что, как ему казалось, он знал про Билла Кларка, а попутно – и их дружбу. Годы доверия испарились в один миг. Он полагал, что за свою долю может уже и извиниться, но, как всегда, не нашел храбрости вернуться к этой теме.
В неуютной тишине он предался мыслям о подруге по переписке и о тех бесплодных надеждах, которые он начал питать безо всякой причины. Но она как будто понимала его, а он – ее, и из-за нее ему захотелось…
Пожить немножко.
За этим он сюда и приехал, так ведь?
– Спасибо за ужин, – сказал он Альме, прерывая задумчивое молчание, в которое они оба погрузились.
– Еще бы. Тебе не помешало бы иногда выбираться в люди. Ты слишком много работаешь в последнее время.
– Что мне еще остается?
Она покачала головой.
– Одинокий придурок.
Харт рассмеялся от сочетания очаровательной прямоты Альмы и сахарного возбуждения от газировки.
– Ты можешь выбирать, знаешь ли. Не обязательно жить именно так.
– Я знаю, – ответил он, хотя ему вовсе так не казалось. Казалось, что просто так карты легли.
– Может, другую собаку заведешь?
– Не хочу я другую собаку.
– Может, подружишься с кем-нибудь, кроме меня? Сходи на свидание. Поиграй в настолку.
Харт чувствовал на себе ее взгляд, но не отводил глаз от темнеющего горизонта.
– Интересно, сколько тебе? Тридцать пять? Почти тридцать шесть, да?
– Ага.
– Ну и когда ты вырастешь из девятнадцати?
На этот раз он все-таки встретил ее твердый взгляд. В его девятнадцать умер Билл, и она знала об этом. Темная правда висела над ними призраком, но Альма не пошла дальше.
– Ну хоть собаку другую заведи, – сказала она. – Щеночка. Щенята хорошенькие. С тех пор, как Грэйси не стало, ты сам не свой.
Харт вспомнил свою собаку такой, какой она была в тот день, когда забрела в его лагерь, принюхиваясь к шипящему на костре кролику, – голодная шавка, долговязый вчерашний щенок, ребра торчат под рыжей шкурой с черными полосами. Альма попыталась прогнать ее, но Харт позвал и протянул руку для обнюхивания. Грэйси приковыляла к нему на длинных тощих лапах и лизнула костяшки пальцев, а потом прижалась мордой к груди Харта и воззрилась на него с неподдельной любовью. Чувство немедленно стало взаимным.
Грэйси вытащила его после смерти Билла, стала светом, который вывел его из тьмы и горя. Одиннадцать лет она везде ходила за ним тенью, и в ее полных обожания глазах он видел лучшую версию себя – пока она не исхудала от старости, а Харту все чаще приходилось носить ее на руках. Три дня она боролась за каждый вдох, засыпая и просыпаясь, а потом тело в последний раз содрогнулось и унесло его сердце с собой.
– О чем
