Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1 - Юй Фэйинь
— Не «их», — прошипел император так тихо, что ледяное дыхание коснулось уха министра, и больше никто в зале не услышал. Голос был тихим, но в нём была стальная хватка, способная переломить хребет. — Её. Ищите её. Тан Лань. Мне нужна именно она. Живой. И невредимой. Остальные… — он сделал микроскопическую паузу, и в ней повисла судьба двух других сестёр, — … не имеют никакого значения.
Он поднялся с трона. Его высокая фигура в тяжёлых парчовых одеждах вытянулась во весь рост. Новая корона из чёрного металла отбрасывала на пол длинные, уродливо искажённые тени, которые поползли по залу, заставляя придворных невольно отступать. Коронация закончилась. Все ритуалы были соблюдены, все необходимые клятвы принесены.
Теперь начиналось нечто настоящее. Не подавление мятежей, не управление империей. Начиналась охота. Не на врагов трона, а на одну-единственную женщину, которая сумела украсть у него не победу — победа осталась за ним, — а нечто куда более ценное. Его покой. Его уверенность. И теперь он, всемогущий император, стал пленником единственной цели: найти её, поймать и наконец получить ответ на вопрос, что же она такое. И никакая корона не могла заглушить этот зов.
Второй министр, старый и хитрый царедворец Ли Цзюй, чьё лицо было испещрено морщинами, хранившими тайны трёх правлений, выступил вперёд и с почти театральным почтением ударился лбом о полированный пол.
— Сын Неба, светоч вновь воссиявшей династии Цан! Дворец очищен от мятежных псов, но империя… империя подобна кораблю, брошенному в бушующее море после долгого штиля. Нам нужен твёрдый руль и попутный ветер в паруса! Необходимо немедля издать указы, дабы успокоить встревоженные умы подданных и навести незыблемый порядок во всех девяти землях!
Цан Синь, всё ещё стоявший у трона, медленно кивнул. Его фигура, отягощённая короной и парчой, казалась монолитом, воплощением новой, неумолимой власти. Когда он заговорил, его голос прозвучал низко и весомо, без особых усилий разносясь под сводами зала и заглушая последние шёпоты.
— Первый указ, — возвестил он, и каждое слово падало, как печать. — Об амнистии и лояльности. Отныне все чиновники, военачальники, аристократы и простолюдины Поднебесной, кто добровольно признает власть династии Цан и принесёт клятву верности перед алтарём предков в течение одного лунного месяца, будут прощены за свою прошлую службу узурпаторам Танам. Их ранги, титулы и владения останутся при них. — Он сделал паузу, позволяя этим словам просочиться в сознание придворных.
По залу пронёсся почти слышимый, коллективный вздох облегчения. Это был не просто мудрый, а гениальный ход, способный в одно мгновение обезоружить большую часть потенциальных противников и избежать хаоса массовых чисток. Многие из присутствующих уже мысленно составляли текст клятвы.
— Второй указ, — голос Цан Синя стал твёрже, в нём зазвенела сталь. — О расследовании величайшего злодеяния. Нападение нежити на столицу, осквернившее саму землю империи Цаньхуа, не будет забыто и не останется без ответа. — Его взгляд, холодный и пронзительный, медленно скользнул по рядам придворных, заставляя некоторых невольно съёжиться. — Я назначаю специальную следственную комиссию. Во главе её встанет… — он намеренно задержался, выискивая того, кто не был запятнан связями со старым режимом, и его взгляд упал на молодого, но уже зарекомендовавшего себя неподкупностью чиновника, стоявшего чуть в стороне. — … советник Вэй Хань. Ему предоставляются чрезвычайные полномочия. Любые улики, любые подозрения, сколь бы высоко они ни вели, должны быть расследованы. Все причастные к этому мерзкому ритуалу будут найдены и преданы суду по всей строгости возрождённых законов Цан.
Молодой советник Вэй, бледный от внезапно свалившейся на него ответственности, но с горящими глазами, вышел вперёд и склонился в глубоком поклоне.
— Ваша воля — закон, Сын Неба! Не пощажу ни сил, ни жизни!
Цан Синь кивнул, и в его глазах на мгновение мелькнуло нечто, отличное от гнева или отстранённости — удовлетворение от хорошо расставленных шахматных фигур. Он давал империи порядок, а своим подданным — чёткие указания. Но в глубине души он знал, что самый важный приказ уже отдан шепотом, и его исполнение волновало его куда больше, чем все эти государственные дела.
Шум зала, гул голосов, тяжёлый взгляд короны — всё это внезапно растворилось, отступило, как прилив. Для Цан Синя наступила абсолютная тишина, и в ней вспыхнула одна-единственная, яркая и болезненная, как удар кинжалом, память.
Фестиваль.
Воздух тогда был густым и сладким от запаха жареных лепёшек и имбирного чая. Тысячи разноцветных фонарей плыли по тёмному небу, словно стаи светлячков, унося в высь молитвы и надежды. И она… она стояла рядом с ним, не как принцесса и пленница, а просто как женщина. Её лицо в мягком свете фонарей было лишено привычной холодной маски, оно было живым, задумчивым, почти уязвимым.
И тогда он, движимый порывом, который был сильнее всех его расчётов, всей его ненависти, наклонился и прикоснулся губами к её губам.
Это не был поцелуй завоевателя. Это не был поцелуй мести. В тот миг не было ни Трона, ни клана Тан, ни крови, что разделяла их. Было только это — внезапная, шокирующая теплота. Теплота её губ, лёгкий, едва уловимый аромат зимней сливы, что всегда витал вокруг неё. В его демонически холодном существе, выжженном ненавистью, этот прикосновение ощущался как ожог. Но ожог живительный, болезненный и желанный одновременно.
Он помнил, как она замерла, не отталкивая его, но и не отвечая. Её глаза, широко раскрытые, смотрели на него с таким изумлением, что в нём не было ни страха, ни отвращения. Была лишь тихая, всепоглощающая растерянность.
И сейчас, стоя на вершине власти, с короной на голове, он снова ощутил тот вкус на своих губах. Призрачный, неуловимый. И вместе с ним нахлынула волна чувств, таких чуждых, что его сердце сжалось в комок.
Он сжал веки, пытаясь прогнать наваждение. Но картина была ярче и реальнее, чем всё, что происходило вокруг. Фонари, её тёплые губы, тишина между ними, нарушаемая лишь праздничным гомоном где-то вдали.
И он понял, что его охота — это не только желание найти ответ. Это отчаянная, безумная попытка вернуть тот миг. Обрести его снова, даже если для этого придётся перевернуть всю империю.
Глава 82
После нескольких дней изнурительной ходьбы, когда ноги стёрты в кровь, а спина ноет от усталости, удача — в виде вонючей, скрипучей телеги — наконец улыбнулась им. Вернее, это была не удача, а отчаяние. Телега, запряжённая тощей, флегматичной лошадью, перевозила груз сушёной рыбы. Запах был настолько ядрёным и всепроникающим, что от него слезились глаза.
