Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1 - Юй Фэйинь
— О, да! Очень тихо! Если, конечно, ты считает тишиной хор стонов, приглушённый шёпот за шёлковыми занавесками и звяканье монет о дерево! Это, дорогая моя невинная сестра, заведение, где женщины лёгкого поведения развлекают мужчин, у которых в голове ветер, а в кошельке — дыра!
— Не слушай её! — поспешно вмешалась Сяофэн, отчаянно жестикулируя. — Это дом высокой культуры! Там не пахнет пошлостью, а благоухает искусством! Там играют на цитрах и пипах, читают стихи, пьют чай и ведут умные беседы о смысле бытия! Это утончённое пристанище для интеллектуалов!
И тут до Лань дошла куда более практичная и пугающая мысль, отодвинувшая моральные аспекты на второй план. Она медленно, как маятник рока, повернулась к Сяофэн.
— Погоди. Ты говоришь, там нужно играть на музыкальных инструментах?
— Ну да… — подтвердила Сяофэн с внезапно налетевшей неуверенностью. — В этом-то всё и дело! Отличный вариант, мы все ведь учились в дворцовой школе… Правда, у Мэйлинь получается так, что слуги подумывали о самоубийстве.
Лань застыла с выражением лица человека, который не просто понял, что его заставляют прыгать с утёса, но и разглядел на дне колонию ядовитых змей. Перед её внутренним взором всплыли не образы музыки, а воспоминания о стрельбе из лука — единственном навыке, где её тело отказалось подчиняться с катастрофическим результатом. Если с луком, где всё ясно — тетива, мишень, сила — было такое фиаско, то что говорить о цитре или пипе с их десятками струн, замысловатыми аппликатурами и требованием не силы, а изящества?
— Я… я не смогу, — выдавила она с редкой для себя долей паники. — После удара головой, сама понимаешь. Я сыграю так, что всех клиентов этого «культурного заведения» разбегутся, а владелица вышвырнет нас на улицу вместе с нашими… литературными претензиями.
— Не волнуйся! — успокоила её Сяофэн с приливом нового энтузиазма. — Ты можешь… ну… подавать чай! С важным и загадочным видом, вот как у тебя сейчас! Скажем, что ты немой философ-отшельник, познавший тщетность слов!
— Немой философ в борделе? — скептически подняла бровь Лань. — Это звучит как начало очень двусмысленной притчи.
— В ДОМЕ КУЛЬТУРЫ! — поправила её Сяофэн, уже краснея. — Или… или ты можешь танцевать! Ты же помнишь основы церемониальных танцев!
Мысль о необходимости танцевать заставила Лань внутренне содрогнуться. Она закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти изящные па дворцовых танцовщиц — плавные движения рук, словно крылья феникса, скользящие шаги, напоминающие лепестки, падающие на зеркальную гладь воды.
Но вместо этого её мозг, к её глубочайшему ужасу, услужливо подсунул совсем другие, яркие и абсолютно кощунственные образы из жизни Снежи.
Дискотека. Оглушительная музыка, мигающие разноцветные огни, бьющие в глаза, как удары молота. И она, Снежа, в джинсах и майке, беззаботно трясёт головой и подпрыгивает на месте в такт примитивному, но залихватскому биту, окружённая такими же весёлыми друзьями. «Танцевать» там означало скорее энергичное, необузданное потряхивание конечностями, не обременённое никакими церемониями или смыслом.
Она открыла глаза и уставилась на Сяофэн с чистым, немым отчаянием.
— Мои… «танцы», — произнесла она хрипло, — имеют примерно такое же отношение к вашим изящным па, как медведь, пляшущий на базаре за миску риса, к полёту журавля над горным озером. Представь, что я начну… трясти плечами. Или подпрыгивать. Или делать вот так…
Она, повинуясь мышечной памяти, сделала резкое, отрывистое движение бёдрами.
Движение было настолько чуждым для её нынешнего тела и окружающей обстановки, что даже воздух в переулке, казалось, застыл от изумления.
Мэйлинь, наблюдая за этим конвульсивным жестом, фыркнула, скрестив руки на груди:
— Будто у тебя внезапно зачесалась спина в самом недоступном месте, и ты пытаешься потереться о невидимую стену. Сильно же тогда головой ударилась…
Но Сяофэн, вместо того чтобы прийти в ужас, присмотрелась внимательнее. Она подняла задумчиво бровь, и в её глазах зажёгся огонёк азарта импресарио, обнаружившего алмаз грубой огранки.
— Отлично же! — воскликнула она.
Лань даже обомлела от такой реакции.
— Что… что отлично?
— Это! Это движение! — Сяофэн сделала шаг вперёд, изучая Лань, как скульптор глыбу мрамора. — Очень необычно! Это так экзотично! Мы представим это как танец загадочной принцессы из далёких западных степей! Плавность — это скучно. А вот эта… эта угловатая страсть! Это может стать нашей изюминкой!
Переулок постепенно поглощался вечерними сумерками, окрашивающими небо в цвет выдержанного вина. Пыль на их одеждах уже не казалась просто дорожной грязью, а выглядела как жалкий, но необходимый камуфляж.
— Ладно, решено, — Сяофэн хлопнула в ладоши, отряхивая с рукава облачко пыли.
Через полчаса три жалкие фигуры, больше похожие на подмастерьев, которых побил хозяин и выгнал на ночь глядя, брели по узким улочкам Аньцюаня. Их лица были вымазаны сажей, волосы небрежно собраны под простыми тряпичными повязками, а широкие, поношенные куртки скрывали все намёки на женственные изгибы.
— Главное — слушаться меня и не встревать в разговоры, — наставляла Сяофэн, сворачивая в чуть более широкий, но не менее тёмный переулок, где в воздухе уже витали сладковатые ароматы дорогих благовоний, смешанные с запахом жареного масла и вина. — Владелицу зовут госпожа Ранья. Фэн Ранья. Запомните это имя.
— Фэн Ранья? — фыркнула Мэйлинь, спотыкаясь о булыжник. — Звучит как имя героини дешёвого романа. И откуда ты, принцесса императорской крови, знаешь хозяйку публичного… то есть, «дома высокой культуры»?
Сяофэн на мгновение сбавила шаг. Её бойкая уверенность чуть поугасла, уступив место лёгкой грусти.
— До того, как отец объявил о моей помолвке с Шань Юем… я хотела сбежать из дворца.
Мэйлинь остановилась как вкопанная. Лань замедлила шаг, пристально глядя на спину Сяофэн.
— Что? — выдавила Мэйлинь.
— Я нашла её через… определённые каналы, — продолжала Сяофэн, избегая взглядов. — Слухи о ней ходят среди придворных служанок, у которых нет другого выхода. Говорят, госпожа Ранья не просто содержит Шую. Она помогает отчаявшимся девушкам по всей империи — тем, кого предали, бросили, на ком хотят жениться насильно. Она даёт им кров, учит ремеслу, помогает начать новую жизнь или просто скрыться. Я написала ей письмо. Она ответила, что не против спрятать даже принцессу. Говорила, что у неё есть комната с видом на сад.
В переулке воцарилась тишина, нарушаемая лишь отдалённым гулом города. Мэйлинь смотрела на Сяофэн с новым, сложным чувством — в нём было и непонимание, и капля жалости, и даже уважение к такой отчаянной дерзости.
Лань же смотрела на Сяофэн долгим, проницательным взглядом. Она видела не бойкую, весёлую сестру, а другую девушку — загнанную в угол, отчаявшуюся настолько, что даже побег из-за высоких стен, под которым лежала верная смерть, казался ей лучшим выходом.
