Сон наяву - Рада Теплинская

— Ты глубоко заблуждаешься, дорогая мачеха, — произнёс он низким и смертельно спокойным голосом, эхом разнёсшимся по комнате. Каждое слово было отчеканено, каждое несло в себе угрозу, более страшную, чем любой крик. — Все эти годы я прикасался к тебе по одной-единственной, всепоглощающей причине. Я хотел схватить тебя за горло и задушить! Уничтожить твой дух, стереть эту мерзость, чтобы твой грязный ядовитый язык навсегда замолчал, а воздух очистился от твоих слов!

Антониета, полностью игнорируя угрозу в его словах, не обращая на неё ни малейшего внимания, как будто это был пустой звук, — похоже, эта угроза только раззадорила её, — даже приблизилась к нему почти вплотную. Её грудь едва касалась его груди, расстояние между ними исчезло. Её взгляд скользнул по его лицу, задержавшись на губах и глазах, а тело излучало дерзкое, хищное обольщение, провокационный вызов, смешанный с тяжёлым и приторным запахом её духов.

— Ты лжёшь! — воскликнула она с торжествующей, безумной улыбкой, исказившей её черты в маске истерического безумия. — Я знаю, ты хочешь меня! Твои глаза говорят правду, даже если губы лгут! Это не ненависть, Эрнесто, это жгучее, запретное желание!

Ночь в доме Агиларов была наполнена гнетущим, осязаемым напряжением, которое витало в воздухе, словно несвежий, застоявшийся запах. Тишина была тяжёлой, её нарушал лишь отдалённый скрип старых балок или неровное дыхание кого-то из присутствующих. В этом давящем молчании внезапно раздался тихий, но резкий, почти звериный рык Эрнесто. В его голосе, изменившемся до неузнаваемости, клокотали отчаяние и ярость, словно давно сдерживаемые демоны вырвались наружу. Не глядя, он с силой оттолкнул женщину, чьё присутствие, казалось, душило его, лишая последнего глотка воздуха. Она споткнулась, едва удержавшись на ногах, а он, проклиная всё на свете — свою жизнь, этот дом, саму ночь, — бросился прочь. Он направлялся в самую дальнюю и тёмную часть дома, где, как он отчаянно надеялся, можно было найти не просто укрытие, а настоящее забвение, сбежать от удушающей атмосферы, терзавшей его изнутри.

Его шаги гулко, почти призрачно отдавались в длинном мрачном коридоре, эхом разносясь по особняку, словно отголоски его внутренней бури. В следующее мгновение на повороте он чуть не сбил с ног стройного молодого мужчину, который, казалось, материализовался из тени и шёл ему навстречу. Столкновение было резким, неожиданным и болезненным, но Эрнесто не остановился. Он лишь бросил на незнакомца быстрый взгляд, полный неприязни и слепой ярости, и, не задерживаясь ни секунды, скрылся за поворотом коридора. Его удаляющиеся шаги быстро стихли в наступающей тьме.

Как только сутулый силуэт Эрнесто растворился в полумраке, выражение лица Антониеты резко изменилось. Её прежняя, почти навязчивая настойчивость и притворная тревога мгновенно сменились ледяной строгостью и властностью. Теперь она не просто говорила, она повелевала, словно полноправная хозяйка положения, обращаясь к вновь прибывшему, чья невозмутимость, казалось, лишь подчёркивала её собственную раздражительность:

— Лазаро, что ты здесь делаешь в такое позднее время? Неужели тебе не хватает дня для твоих бесконечных скучных дел? Или ты решил, что ночь — лучшее время для работы?

Эмили, до этого момента остававшаяся лишь безмолвной, почти неслышной тенью, невидимой свидетельницей происходящего, так и стояла на площадке второго этажа. Её проницательный и внимательный взгляд был прикован к сцене, разворачивающейся внизу, в залитом скудным светом холле. С особым, почти научным интересом она разглядывала незнакомца — мужчину лет тридцати, чья фигура была окутана аурой спокойной силы и невозмутимости. Он был одет в безупречно сидящий светло-коричневый сюртук, который идеально подчёркивал его подтянутую фигуру, и идеально подобранные брюки того же оттенка. В каждом его движении, в каждой черте его облика чувствовались аккуратность, собранность и внутренняя дисциплина. У Лазаро было довольно привлекательное мужественное лицо с чёткими выразительными чертами и волнистыми каштановыми волосами, которые, казалось, ловили и отражали редкий свет, исходивший от тусклой лампы.

57

С трудом удержавшись на ногах после неожиданного столкновения с Эрнесто — лишь слегка сдвинув стопу и едва заметно напрягая мышцы, — Лазаро спокойно выпрямился. Он не выказал ни малейшего раздражения, удивления или даже мимолетного замешательства. Его ясный и невозмутимый взгляд встретился с требовательным и нетерпеливым взглядом Антониеты, и он ответил с той же невозмутимостью и ровным тоном, которые так поразили Эмили, словно был высечен из камня:

— Засиделся допоздна, синьора. Мне нужно кое-что обсудить с мистером Агиларом. Я узнал, что он вернулся домой, и подумал, что нужно подготовиться к завтрашнему утреннему разговору, чтобы не терять драгоценное время. Мои обязанности требуют предусмотрительности и тщательного планирования.

Антониета театрально вздохнула, демонстративно закатила глаза и прижала изящную руку к груди, как будто испытывала глубочайшие страдания:

— О, опять работа! Какая невыносимая скука! Вы только и делаете, что работаете. Неужели вам не надоедает эта монотонность? Неужели вам не скучно изо дня в день видеть одни и те же бумаги, цифры, дела?

— Да, работа, — с лёгкой, почти незаметной, едва уловимой улыбкой, которая не коснулась его глаз, кивнул Лазаро, не сводя с неё спокойного взгляда. — Я управляющий мистера Агилара, и он платит мне за то, что я на него работаю. Моя работа — это моя ответственность, и я отношусь к ней со всей серьёзностью.

Словно невзначай, привычным движением, полным почти хищной грации, Антониета провела ладонью по лацкану сюртука управляющего. Её пальцы задержались на плотной ткани дольше, чем того требовала простая вежливость, почти лаская её. В её голосе появилась томная, манящая хрипотца, когда она продолжила, приближаясь к нему:

— Ума не приложу, как вам не надоедает всё время работать! Неужели вы никогда не забываете о своих обязанностях, о своей... порядочности? — Она соблазнительно улыбнулась, её глаза блеснули в предвкушении, отражая тусклый свет, и она чуть придвинулась к собеседнику, позволив своему телу на мгновение соприкоснуться с его телом и окутав его изысканным ароматом своих духов. Затем, проведя кончиками пальцев по его подбородку, она прошептала, обжигая его кожу своим горячим дыханием: — Мой дорогой, мой благородный Лазаро, если бы вы только могли забыть о своей... безупречной репутации и о том, что я жена Романа, то, уверена, вы показались бы мне гораздо интереснее, чем сейчас... Мы бы проводили вечера вдвоём, вдали от скучных обязанностей и чужих глаз...

Она резко подалась вперёд и, не дожидаясь ответа, поцеловала его в губы — быстро, дерзко, но в