Сон наяву - Рада Теплинская
Сон наяву читать книгу онлайн
И снова наступило апрельское утро, но на этот раз оно было пронизано неумолчным шумом дождя. Крупные холодные капли стучали по стёклам, создавая монотонную, убаюкивающую, но в то же время зловещую симфонию. Тёмное свинцовое небо нависло над Блэквуд-Хаусом, придавая всему вокруг, даже обычно приветливым очертаниям старинного особняка, мрачный и задумчивый вид. По высоким арочным окнам Розовой комнаты — ироничное название для помещения, в котором теперь царила такая тоска, — стекали струи дождя, словно нескончаемые безмолвные слёзы. Каждая капля оставляла за собой влажный след, размывая и без того тусклый уличный пейзаж. Эмили стояла у одного из этих окон, её хрупкая фигура казалась потерянной на фоне величественного интерьера. Она смотрела на простирающийся за окном влажный, размытый пейзаж. В груди, под рёбрами, сжималась щемящая тяжесть, когда она думала: «Вот я снова стою у окна и смотрю на могилу дорогого мне человека… Как часто за последние годы этот вид становился частью моей жизни, частью меня самой, её неотъемлемым, болезненным дополнением».
Дорогие мои! Главы романа будут выходить каждые три дня)))
Сон на яву
1
Апрель 1860
Впервые Чёрный Всадник приснился Эмили в ту ночь, когда в салуне «Грохочущий молот» застрелили её отца, Мэтью Кларкса. Звон выстрелов, крики, ругань, вонь дешёвого виски и пороха — всё это смешалось в кошмарную кашу, которую Эмили ещё долго ощущала на языке как горький привкус потери и несправедливости. После того как страсти улеглись, когда тело отца унесли, а шериф, пообещав «разобраться во всем», лениво почесал затылок и удалился, словно отмахнувшись от надоедливой мухи, девушку, как ненужную вещь, отдали на попечение хозяйке пансиона «Усталый пилигрим» и отвели в убогую комнатку, которую снимал Мэтью.
В комнате пахло плесенью и пылью, пропитавшими всё вокруг запахом запустения и забвения. Сквозь щели в стенах завывал ветер, словно нестройный хор призраков, оплакивающих ушедшего, добавляя к атмосфере гнетущей безысходности. Эмили легла на жёсткую, всю в буграх и впадинах кровать, набивка которой, казалось, состояла из одних камней, впивающихся в тело, словно напоминая о жестокости мира. Она невидящим взглядом уставилась в потолок, пытаясь найти в его тусклой поверхности хоть проблеск надежды, но видела лишь отражение собственной боли.
В голове роились обрывки воспоминаний, словно потрёпанные фотографии из старого альбома. Улыбка отца, всегда такая искренняя и тёплая, несмотря на все тяготы жизни. Его грубые, но любящие руки, которые казались такими сильными и надёжными. Его рассказы о далёких землях и несбывшихся мечтах, о золотых приисках и бескрайних прериях, которые теперь казались лишь насмешкой судьбы. Перед глазами стоял труп отца, распростёртый на залитом кровью полу салуна, словно вычеркнутый из жизни грязным и жестоким мазком. Она не плакала. Слезы словно застыли внутри, скованные горем и внезапной, всепоглощающей пустотой, словно ледяным панцирем, окутавшим её сердце. В тот момент она чувствовала лишь холод, проникавший в самую душу, холод, который, казалось, никогда её не покинет. Холод одиночества, страха и предчувствия чего-то ужасного. Холод, предвещавший появление Чёрного Всадника.
Смерть отца обрушилась на Эмили, как внезапный шторм, вырвав её из привычного течения жизни и повергнув в оцепенение. Горе парализовало её разум, не оставляя места ничему, кроме зияющей пустоты. Она не могла ни плакать, ни кричать, ни даже осмыслить произошедшее. Она лишь неподвижно лежала в темноте, затерянная в холодной, чужой тишине своей комнаты, глядя прямо перед собой пустыми глазами, словно выцветшими от боли. Время, казалось, остановилось, и каждый миг растягивался в бесконечную муку. Тишина давила на барабанные перепонки, а в голове эхом отдавались последние слова отца, которые теперь звучали как прощание, которого Эмили не осознавала. Слова, сказанные в спешке о повседневной суете, теперь терзали ее, превратившись в пророчество, которое она пропустила мимо ушей. Она проклинала себя за то, что не обратила на них больше внимания, за то, что не сказала в ответ что-то более значимое, более наполненное любовью. Безвозвратно упущенная возможность... Теперь она преследовала ее, словно тень, напоминая о том, что уже никогда не будет исправлено.
Эмили отказывалась принимать эту невыносимую реальность, эту зияющую рану, оставленную внезапной утратой. Ещё вчера отец был рядом, его тёплые прикосновения, его успокаивающий голос, его заразительный смех наполняли дом жизнью, согревая каждый его уголок. Она помнила, как он читал ей перед сном, мастерски имитируя голоса персонажей, как учил кататься на велосипеде, терпеливо поддерживая её, пока она не обретала равновесие, как гордился её успехами, сияя от счастья на каждом школьном концерте и спортивном соревновании. А сегодня... Сегодня она осталась одна, с огромной, непостижимой дырой в сердце, с ощущением, что от неё отрезали часть самой себя, её опору, её компас, её лучшего друга.
Память то и дело подбрасывала обрывки счастливых воспоминаний, терзая, словно раскалённые угли. В памяти всплывали картины совместных поездок к морю, где они строили замки из песка и ловили крабов, уютные вечера у камина, когда отец рассказывал захватывающие истории о далёких странах и храбрых героях, его советы, полные мудрости и любви, его сильные руки, крепко державшие её, когда она боялась бури, как в прямом, так и в переносном смысле. Каждое воспоминание вместо утешения приносило лишь новую волну отчаяния, напоминая о том, что утрачено навсегда, о том, что больше никогда не повторится, о моментах, которые остались не разделёнными, о словах, которые не были сказаны. Слова утешения, сыпавшиеся со всех сторон, казались бессмысленными, чужими, словно произнесёнными на незнакомом языке.
Они не достигали её сердца, оставаясь лишь пустыми звуками, неспособными заполнить ту бездонную пропасть, которая образовалась внутри. Она была заперта в своём личном аду, окружённая лишь плотной, непроницаемой тьмой, чувствуя себя одинокой лодкой, выброшенной в бурный, штормовой океан, без вёсел и компаса, обречённой дрейфовать в беспросветном хаосе. Ей казалось, что мир за пределами этой комнаты перестал существовать, что все краски исчезли, оставив лишь серый, унылый пейзаж, в котором больше не было места радости и надежде.
2
Однако какой бы сильной ни была боль, каким бы тяжёлым ни было горе, тело требовало своего. Истощение брало верх. Глаза жгло от слёз, которые так и не пролились, словно пересохший колодец, горло саднило от невысказанных слов, от криков, застрявших внутри, а каждая мышца ныла от напряжения, от бесконечной борьбы с невыносимой реальностью.
Измученная душой и телом, Эмили наконец погрузилась в тяжёлый, беспокойный сон, словно в бездонную пропасть, надеясь найти там хоть какое-то облегчение, хоть кратковременную передышку от нескончаемой боли. Ей снились обрывки прошлого — детские игры с отцом в парке, его сильные руки, подбрасывающие её в воздух под заразительный смех, его гордый взгляд на выпускном, полный надежд и любви, его напутствия, звучавшие как благословение. Затем картины сменялись, искажались, превращаясь в кошмар. Солнце угасало, превращаясь в чёрную дыру, поглощающую всё вокруг, а отец стоял вдалеке, его фигура размывалась, словно акварель под дождём, и он звал её тихим, умоляющим голосом, от которого сжималось сердце, но чем больше Эмили пыталась приблизиться к нему, пробираясь сквозь густой
