Фани Дюрбах и Тайный советник - Алла Ромашова

Инмар, вот та кого угодно напугать могла! К ней не только из нашего городка — из других уездов люди ехали. Роды, приговоры, лечение, снятие проклятий — она многое умела и меня учила. А мой дед был великий торо. Теперь и ко мне люди идут. Всем помогаю. Пусть барышня будет спокойна: мои заговоры сильные. Вещь пропавшей подруги принесла?

Фани молча вынула из кармана платок горничной, который она взяла из комода в комнате прислуги.

— Присаживайся, — колдунья показала на лавку напротив стола.

Фани перешагнула порог и осторожно присела на лавку. Колдунья встала, подошла вплотную, заглянула в глаза.

— Что бы ты ни увидела — молчи. Тебе нужно узнать то место, где сейчас твоя подруга. Если она жива, конечно. Но если спугнешь видение, снова просить духов показать место можно будет лишь через три дня. На вот, выпей, — колдунья протянула ей склянку с темной жидкостью внутри.

Фани, зажмурившись, проглотила соленый напиток.

Колдунья бросила платок на сундук и начала читать заговор, изредка окуривая Фани и пространство вокруг нее из чашки, в которой лежал тлеющий уголек и какая-то трава. Голос колдуньи, вначале тихий, становился все громче и громче. Через некоторое время у Фани закружилась голова, и она была вынуждена опереться спиной на стену. Перед глазами все плыло. Казалось, что все вокруг превратилось в плотное вибрирующее пространство, и только голос колдуньи вел девушку сквозь густой, шевелящийся туман.

Постепенно туман стал рассеиваться. Фани увидела лесную чащу, небольшой охотничий домик. Кто-то, оглядываясь по сторонам, шел к дому. Фигура показалась Фани знакомой. Открылась дверь. Человек вошел внутрь, и Фани увидела связанную, в изорванной одежде и с кляпом во рту, Онисью. Подруга с ужасом смотрела прямо ей в глаза. Фани закричала. Туман рассеялся.

Фани сидела, вцепившись в лавку, и вопила во весь голос. Колдунья прыснула на нее водой.

— Что орешь? Спугнула все. Иди отсюда!

— Пожалуйста, пожалуйста! Он ее убьет! Помогите! Она где-то в лесу! Я не знаю этого места! Я отдам Вам что угодно! У меня есть украшение моей матери, настоящее, золотое…

Девушка покрутила кольцо на пальце и с силой стащила его.

— Только помогите, ей больно, ее мучают!

Колдунья зло зашипела что-то на непонятном языке, взяла кольцо, внимательно рассмотрела, попробовала на зуб и спрятала внутрь юбки. Потом полезла по деревянной лестнице на печку. Что-то достала оттуда, завернула в тряпицу и с недовольным видом протянула Фани:

— Закопаешь сегодня после полуночи на перекрестке, тогда найдется твоя подруга живой.

Фани быстро убрала сверток в сумку и, забыв попрощаться, бросилась вон.

Очнулась она уже в усадьбе.

Проскользнув никем не замеченной в свою комнату, Фани немного успокоилась. Но когда мадемуазель Дюрбах взглянула на себя в зеркало, ее затрясло: рот был измазан кровью. Фани судорожно принялась смывать коричневые разводы, ощущая прилив тошноты А ведь ей еще предстояло закопать содержимое свертка в полночь на перекрестке! Фани заглянула в детскую. Ее маленькие подопечные спали, рядом на кровати сопела няня. Хозяева тоже уже почивали.

Фани выглянула в окно — вон он, перекресток, даже отсюда виден. Ночь лунная, светлая. Добежать, выкопать ямку, и незаметно вернуться. Что еще она могла сделать для подруги? Бабка Устинья, рассказавшая девушке про колдунью, уверяла, что та и людей находила, и мужей в семью возвращала, и даже от пьянства мужиков излечивала. Последнее, со слов бабки, счастья в семью не приносило — мужики пить переставали и от жен уходили. И те опять бежали к колдунье — вернуть мужей в дом. Мужик возвращался и чах с нелюбимой бабой до самой смерти.

В доме ударили часы. Четверть часа до полуночи. Фани схватила сверток, выскользнула за порог. У крыльца прихватила лопату и, прижимаясь к заборам, побежала к перекрестку.

«Видела бы меня сейчас мадам Бернар», — думала Фани, вспоминая монастырь, в котором девушки воспитывалась в жесткой дисциплине и послушании. От этой мысли ей сделалось смешно, и отважная гувернантка зашагала веселее. Только бы никого не встретить! Но город спал.

Вот и перекресток. Девушка торопливо выкопала прямо на дороге небольшую ямку. Развернула сверток — и замерла, пораженная. Луна осветила маленькое сердце, размером с куриное. Оно выскользнуло из дрогнувшей руки девушки и упало на землю. Фани поспешно забросала сердце землей и бросилась домой, по дороге отчаянно ругая себя. Влетев через заднюю калитку в сад, она отбросила лопату, вбежала в дом и задвинула засов. Затем на цыпочках прокралась в свою комнату, разделась и забралась под одеяло, дрожа с головы до ног.

На следующее утро у мадемуазель Дюрбах поднялась температура.

— Пусть попьет микстуру и весь день проведет в постели, — предложил доктор, которого пригласила встревоженная Александра Андреевна.

Тем временем дети встали. Их день начинался в половине седьмого утра. Полчаса — на умывание и сборы. Четверть часа — на молитву, столько же — на гимнастику. Без двадцати восемь мальчики и девочка, чистенькие и умытые, сидели за большим семейным столом. Тетушки разливали чай, раскладывали по тарелкам кашу. Свежие яйца, стакан молока, свежеиспеченный хлеб, душистый прозрачный мед и сахаристое варенье из малины — прекрасное начало дня.

Николя сидел, чинно сложив руки на коленях, и вместе со всеми ждал, когда отец произнесет слова молитвы. Перекрестившись на иконы, Илья Петрович начал трапезу. Николенька выпил стакан молока и на его лице появились белые усики. Няня, сидящая рядом, протянула салфетку. Мальчик утерся и, потупившись, спросил:

— А уроков сегодня не будет?

Илья Петрович удивленно взглянул на сына: откуда ребенок мог узнать о болезни гувернантки?

— Нет, не будет, — помедлив, ответил он. — Мадемуазель Дюрбах нездорова. Ты знал об этом?

Петя мучительно вздохнул и, не смотря на отца, прошептал:

— Я видел ее ночью. Она летала.

Александра Андреевна и Илья Петрович переглянулись. Матушка подошла к мальчику и потрогала его лобик. Жара не было.

— Во сне? — уточнила мама. — Ты видел мадмуазель Дюрбах во сне, Николенька?

Мальчик поднял глаза на маму, его взгляд был измученным:

— Нет. Я смотрел в окно, а она летела вдоль улицы на палке.

— Час от часу не легче, — испугалась Александра Андреевна. — Не успел выздороветь и снова заболел!

— Миленький, — осторожно обратился Илья Петрович к сыну. — Может, это тебе все же приснилось?

— Нет! — закричал он. — Она летала, летала! Мальчик сжал голову руками и кинулся вон из столовой. Няня бросилась следом.

— Да что же это такое! — в сердцах бросил салфетку на стол Илья Петрович.

— Дорогой, успокойся, тебе еще на службу.

Илья Петрович переоделся и отправился на завод. В конце концов, что бы ни происходило,