Не бойся меня - Дарина Александровна Стрельченко

Саша сглотнула. Зал кофейни шел рябью перед глазами. Он продолжал, не повышая голоса, не меняя тона:

– Ты затылком и шеей ощущаешь мое дыхание. Ты не можешь ничего, я могу все. И вместе с тем ты – средоточие всего моего мира… Мы наслаждаемся друг другом, правда? Тебе нравится, Са-ша?

Все это было омерзительно. Во всем этом не было ни капли той мрачной романтики, которую она надумывала себе ночами. Все это было слишком нереально, и, главное, во всем этом все еще не было улик. Никаких. Улик.

– Мне так жаль, что ты отрезала косы. Я не хотел бы использовать веревки. Я хотел бы связать тебя так, чтобы ты чувствовала себя свободной, но при этом принадлежала мне. Но я уже придумал, что делать. Чтобы ты ощущала каждый мой шепот. Каждое прикосновение. Мне нравится, когда по твоей коже бегут мурашки.

Его ладонь поднялась от ее плеча к ее шее, пальцы обвили горло. Саша закашлялась. Стало горячо и душно.

Меланхоличная нежная музыка, фортепиано и саксофон. Все внутри горело и разрывалось. Где здесь камеры? То, что он делает, видно в камеры? Это сойдет за улику? Шумело в ушах, словно в них были очень плохие потрескивающие наушники. Саша уже не была уверена, что находится в кофейне. Там, в кофейне, она еще могла убежать, но в этом пространстве, очерченном ее страхом и его фантазией, не было ни дверей, ни окон, только горячая тьма.

– А хочешь узнать, что будет перед этим? Ты говорила, тебе нравится макраме… Ты опустишься на колени передо мной. Ничего плохого не случится, я обещаю, это всего лишь игра. Ничего плохого не будет, Са-ша… Ты опустишься на колени, а я подойду к тебе, буду гладить твои плечи, целовать пальцы. А потом я возьму твой шарф и начну связывать им твои руки.

Саша всхлипнула.

– Не бойся, пожалуйста, не волнуйся… Я не оставлю тебя. Я обмотаю шарфом твои запястья, затяну узел. Будет не больно. Я не хочу, чтобы тебе было больно и страшно. Я хочу, чтобы ты расслабилась… Я знаю, в тебе борются любопытство и страх сейчас… Ты пытаешься сопротивляться, но на самом деле ты хочешь, чтобы я связал твои руки. Не только руки. Не просто связал. Да? Еще ликера?

Он вложил стакан в ее свободную руку. Саша механически глотнула; ликер обжег горло.

Он слишком осторожен. Даже если здесь и есть камеры, они наверняка не просматривают это укромный угол, да к тому же он повернулся так, что закрывает ее от зала и от чужих глаз…

– Хочешь, я угадаю, о чем ты думаешь? Ты гадаешь, пишут ли здешние камеры звук. Нет, Са-ша. А еще ты смущена, ты чувствуешь себя подавленной и зависимой, не понимаешь, как ты, такая хорошая и правильная девочка, оказалась тут. Но на самом деле ты знаешь как. Ты знаешь, что пришла сюда сама. Ты пытаешься сопротивляться, но одновременно ты хочешь покориться мне… Правда?

Он взял салфетку и, не выпуская ее руки, вытер ее губы. Саша отдернулась.

– Мне нравится, как ты подчиняешься.

– Прекрати!

– Тише, тише. Пока не время кричать. А когда время придет, – он скрутил из салфетки бумажный жгут и положил на ее запястье, – ты уже не сможешь сбежать от меня, даже если решишься. Я хочу, чтобы ты уже сейчас знала: я буду делать с тобой все, что захочу. И ты будешь участвовать в этом.

– Я не буду!

– Я свяжу тебе руки над головой и заставлю стоять в этой позе – час, может, два. Я буду смотреть на тебя. Я хочу узнать, насколько ты вынослива… Может быть, я буду гладить тебя в это время. По ногам. По лицу. Может быть, я снова не разрешу тебе двигаться и начну снимать с тебя джинсы… Я еще не видел этого по-настоящему, но я уже знаю, как ты привлекательна в этой позе, в одной футболке, которую я, пожалуй, подниму, наброшу тебе на голову… Ты такая беспомощная, но такая сильная…

– Нет! Я не… я ничего не сделала тебе! Уйди!

– Не кричи, Са-ша. – Его глаза сузились, он подался вперед, его рука снова легла ей на плечо – тяжелая и горячая даже сквозь футболку. – Дело не в том, что ты сделала или не сделала. Дело в том, что я этого хочу. А я всегда получаю то, что хочу. Ты ведь уже поняла это, читая обо мне? Ты ведь давно прочла обо мне все, что только можно найти… На самом деле ты узнала меня задолго до сегодняшнего дня, правда? И даже сейчас ты уже чувствуешь влечение… Ты хочешь, чтобы все это случилось. Так зачем ты ждала так долго? Пойдем.

Наверное, следовало еще потянуть время. Вадим мог не успеть. Саша, мелко и часто дыша, сказала как можно тверже:

– Пойдем. Куда я захо… скажу.

Он негромко рассмеялся. Его большой палец скользнул по ее ладони, ноготь с силой впился в кожу. От неожиданности Саша ойкнула и быстро произнесла:

– Лиговский, сто девяносто семь.

Он покачал головой, поднимаясь.

– Рыбацкий, пятнадцать.

– Лиговский, сто девяносто семь.

– Ты же помнишь, что тебе написала мама, да? И папа все никак не берет трубку… И твой друг, который сидел тут с тобой, – не знаю, где он сейчас. А может, наоборот, знаю.

Теперь во рту было не только сухо, но еще и приторно-сладко. Саша сглотнула и закашлялась. Она не была уверена, что его слова – блеф. Он взял ее за плечи:

– Игра наша, но правила – мои. Не забывай об этом, если не хочешь, чтобы тебе было больно. Зачем тебе Лиговский, сто девяносто семь? Тебе нужно совсем другое. На самом деле ты хочешь туда, где я сделаю тебя беззащитной. Ты ведь уже совсем не хочешь сопротивляться, Са-ша…

Она одеревенела. Она еще могла убежать.

– Возьмешь цветы? – с улыбкой, как ни в чем не бывало, спросил он.

Она послушно потянулась к вазе, зацепила ее, опрокинула на себя, облившись. Тело не слушалось, мысли метались, что-то жало на затылок и на загривок, Саша ничего не соображала. Когда они вышли на вечерний Лиговский, ветер принялся трепать волосы и цветы, Саша спрятала лицо за букетом, скручивало живот, все внутри вопило.

Беги!

Саша медленно шла, ведомая под локоть, вдыхая цветочно-древесный запах, слушая и не слыша ни слов, ни звона трамваев, ни собственных