Почти идеальный мир - Лоран Гунель

– Однако правда.
– Но тогда почему ученые об этом молчат?
– Да потому, что мы не мазохисты, зайчик мой.
– Как это понимать?
– Так и понимай: нельзя трепаться о явлениях, которые не можешь объяснить! Это делает нас уязвимыми.
Эмили волновалась все больше и больше и нервно покусывала губы.
– Я хочу уехать!
– Куда? – спросил Давид.
– Я хочу уехать из этой страны психов. Я хочу к Изгоям.
Давид переглянулся с Эвой.
– Но это невозможно, – сказал он. – Отсюда не выезжают без визы, тебе понадобится жилье…
– Я хочу уехать!
Совсем разнервничавшись, она подняла глаза на Эву.
– Эмили, – сказал Миотезоро, – то, что ты чувствуешь сейчас тревогу и гнетущую тяжесть, – это нормально. Когда ты лежала под капельницами, твой регулятор эмоций, вероятно, отключили, чтобы не возникало помех.
– У нее никогда не было регулятора эмоций, – заметил Давид. – Не забывай, что она гемофилик.
Но Эмили, похоже, не слышала их и продолжала сверлить взглядом Эву:
– Увези меня туда. Пожалуйста.
Увидев, как смутилась Эва, она обернулась к Давиду:
– Обещай мне, что мы убежим! Отсюда надо бежать!
Давид почувствовал, что, если он будет упрямиться, она сломается. Эмили только что вышла из комы, она еще очень беззащитна, не надо ее сейчас огорчать.
– Хорошо. Мы уедем.
34
Выживают одни параноики.
Эрик Рюссель был убежден в этом уже много лет. И жизнь не раз подтверждала его правоту. Сколько раз его могли надуть, не предвидь он заранее предательств, хищений и прочих слабостей своих сотрудников?
Он схватил телефон. Его соединили с министром безопасности, и Эрик вкратце изложил ситуацию.
– Я полагаю, что все поправимо, – сказал он. – Возможно, он и находится под влиянием этой женщины, но у него самого нет жесткой позиции. Он не догматик, скорее слабак, но у него есть голова на плечах, и он должен прислушаться к голосу разума. Ясно одно: если у нас есть хоть малейший шанс опередить китайцев, нам нужен он, и никто другой. Остальная команда без него ничего не добьется.
– Я посмотрю, что тут можно сделать.
– С ними еще одна женщина, она их подзуживает и настраивает. Без конца повторяет, что некий Робер Соло был убит. Уж не знаю, кто имеется в виду, социолог или его полный тезка, и не в курсе, почему она так говорит, но, похоже, это укрепляет их желание покинуть территорию.
– Постараюсь выяснить.
★
Давид взял стул, сел рядом с Эмили и доброжелательно на нее посмотрел:
– Хорошо, мы уедем. Но сперва надо, чтобы ты нам кое-что объяснила. Ты говоришь, что Робер убит. Но почему? Это как-то связано с вашими исследованиями?
Она молча, очень медленно кивнула.
– У меня нет доказательств, но я это чувствую. Результаты у нас вышли пугающие.
– А чем вы занимались?
Глаза у нее забегали, и она снова закусила губы.
– Робер сказал, лучше никогда об этом не говорить.
Давид постарался не повышать голоса, хотя в нем и закипало раздражение.
– Робер погиб, а ты хочешь уехать, и это поставит в ваших исследованиях последнюю точку. Мне кажется, ты уже свободна от данного слова.
– Дело не в данном слове…
– А в чем?
– Робер всегда утверждал, что эти разговоры не приведут ни к чему, кроме неприятностей.
– Почему?
Эмили разочарованно подняла брови:
– К университетским редко прислушиваются. Кроме тех случаев, когда их выводят на авансцену крупные фирмы, которые щедро платят за пропаганду результатов исследования, заказанного этими фирмами и в их же интересах.
– Ну давай, – сказала Эва. – Мы тебя слушаем.
Эмили подняла на нее глаза, кивнула и глубоко вздохнула:
– Все началось с простого статистического анализа продолжительности жизни. Мы, к своему изумлению, обнаружили, что средняя продолжительность жизни у Правильных ниже, чем у Изгоев. Что нелогично, потому что по всем параметрам у Правильных более развитая система здравоохранения. Тогда мы стали детально изучать наши различия и их следствия, за пределами клише. Робер понимал, что тема эта деликатная, и, поскольку был уже немолод, вышел на пенсию, чтобы продолжать работу, никому не отчитываясь. А я взяла годичный отпуск, чтобы тоже работать спокойно. Оказалось, что эта история с продолжительностью жизни – лишь кончик ниточки: стоило за него потянуть, как размотался весь клубок.
Она помолчала.
– Мне скоро уходить, – вмешался Миотезоро, – но сперва я хочу дождаться конца фильма!
Эмили обернулась к нему:
– Считается, что наше общество просто развилось, опираясь на современные технологии, однако это не совсем так. Никто не отдает себе в этом отчета, но без нашего ведома, без всяких обсуждений, голосований и консультаций с населением произошла гигантская перемена. Она раз и навсегда перевернула наши жизни, но ее никто не заметил. А ведь она, пожалуй, необратима.
Эмили снова выдержала паузу, а потом заключила:
– У нас вообще изменилась цивилизация.
В комнате повисла наполненная изумлением и непониманием тишина.
Давид обвел всех глазами. Чувствовалось, что никто не знает, что сказать.
Миотезоро надулся:
– Ну вот! Теперь я просто обязан досмотреть фильм до конца! Я не могу просто так уехать… Какая жалость, что я сегодня работаю!
Давид улыбнулся, а Эмили продолжила:
– Это очень длинная история, да. Чтобы понять, почему так получилось, надо вернуться к самому началу. Мы с Робером месяцами изучали и компилировали все исследования эволюции нашего образа жизни – десятилетия работы университетских ученых, которую зачастую никто не замечал, даже если они публиковались.
Она замолчала, чтобы прокашляться.
Давид принес воды ей и предложил всем остальным.
– Это ты так надеешься поднять нам настроение? – спросил Миотезоро.
Эмили сделала глоток воды.
– Сначала люди умственного труда были обеспокоены низкой успеваемостью школьников. Многие считали, что дело в новых методах обучения, что они менее эффективны, чем старые. Но некоторые обратили внимание на гаджеты и их воздействие на способность концентрироваться и у молодых, и у взрослых. Постепенно у людей всех возрастов начали развиваться разные формы зависимости от экранов компьютеров, телефонов и планшетов. Чтобы понять этот феномен, ученые провели исследования, которые показали, что пользование гаджетами многократно умножает микроудовольствия – от лайков, например, или от уведомлений. А микро-удовольствия каждый раз сопровождаются выделением дофамина. Дофамин – нейромодулятор, разновидность гормона удовольствия, и одна из его функций – подталкивать нас к повторению действий, которые нам полезны. К примеру, добившись победы на интеллектуальном или спортивном фронте, мы получаем заряд дофамина. Это нас мотивирует, заставляет попробовать еще раз, превзойти самих себя. Так устроена система внутреннего подкрепления.
Миотезоро кивнул, но ничего не сказал.
– Однако, – продолжила Эмили, – гаджеты заставляют нас производить дофамин, хотя мы палец о палец не