Архитектор душ - Александр Вольт
Я почувствовал, как по телу пробежала мелкая дрожь, и меня передернуло.
— Погодка, конечно, отвратная, — сказал Аркадий Петрович, заметив, как я вздрогнул.
— Не то слово. Пробирает до костей, — сказал я.
Шофер участливо покивал головой.
Я попытался порыться в памяти и хоть что-нибудь вспомнить, кроме того, что уже видел раньше. Хоть что-нибудь, кроме подписывания ложных заключений и взяток. И мне удалось. Худо-бедно, но удалось.
Да, здесь и вправду существовала коронерская служба. И тут, в Феодосии, я был начальником со штатом младших специалистов. В голове мелькали какие-то обрывки воспоминаний о протоколах проведения дознания.
Первым делом следовало выяснить, кто умер. Опознать личность. Затем выяснить, по какой причине умер. Составить протокол дознания, в котором отметить все: место, время, личность, пол, причина и заключение в виде вердикта. Несчастный случай, умышленное/предумышленное, халатность врача/начальника/вертухая.
Я снова поморщился, прикрыв глаза. Головная похмельная боль вкупе с перерождением и восстановлением памяти — тот еще ядреный коктейль.
Теперь я хотя бы примерно понимал, что нужно делать. Это отчасти похоже на мои обязанности, только раньше я занимался сугубо вскрытием и анализом. Здесь же требовалось немного больше.
За окном медленно проплывали белокаменные дачи с резными верандами. Хотя белокаменными они были явно пару десятков лет назад. Сейчас то здесь, то там была видна облупившаяся штукатурка, а их фасады были утыканы ржавеющими кондиционерами и спутниковыми тарелками.
Вековые кипарисы и каштаны тянулись вдоль улиц, чередуясь с рекламными щитами, на которых дореволюционная орфография моего времени соседствовала с вульгарным неоном. А среди всего этого приморского имперского антуража вдали виднелись серые бетонные коробки спальных районов — напоминание, что даже в этой России от некоторых вещей избавиться не удалось. Ну хоть что-то в обоих мирах неизменно.
Вскоре тряска по брусчатке сменилась вязким шлепаньем по грязи, и мы остановились. Порт.
Вдали темнели силуэты кораблей. Свинцовые волны лениво бились о деревянные помосты. Пространство заполнял крик чаек и протяжный гудок уходящего судна.
Я вышел из машины, и меня тут же окутал его смрад: острая вонь гниющей рыбы и водорослей, сырость, запах мазута и мокрого камня. Мелкий, моросящий дождь превращал землю под ногами в слякоть. У причала, освещенного тусклым светом нескольких прожекторов, толпились люди — портовые рабочие, зеваки и несколько полицейских в форме.
— А, Громов, наконец-то, — отозвался грузный мужчина в форме, поворачиваясь к нам. Вспышка памяти подсказала: урядник Ковалев. Мужик прямой и грубый. Его взгляд скользнул по мне, потом за мою спину, и он удивленно вскинул брови. — Кто это с тобой сегодня, и почему они мокрые, словно тащились пешком через весь город?
Кто со мной? Я нахмурился, не понимая, о чем он говорит, потому что ехали мы сюда только с Аркадием Петровичем. А помощников из службы, как я понял, никто не позвал, сразу вызвав меня. Больше с нами никого не было и быть просто не должно было.
И я обернулся.
Глава 3
Они были вымокшими с ног до головы и такими запыхавшимися, словно пробежали кросс. Подолы их одежд — платья Лидии и джинсы Алисы — пропитались грязью и холодной водой, превратившись в замызганные тряпки.
Лица девушек, выражали такой концентрированный спектр недовольства, что им обдавало, словно порывами ледяного ветра.
— Одну минуту — сказал я, не оборачиваясь к Ковалеву, и уверенным шагом двинулся к девушкам.
Мысли в голове путались как в змеином клубке. Я же сказал им сидеть в доме и никуда не высовываться. Зачем они поперлись аж сюда, причем пешком следуя за машиной. Я тяжело вздохнул. Надо было запереть дверь на ключ, а не просто притворить.
Но для чего эта сцена? Я откровенно не понимаю.
Я подошел к ним в упор. Ледяной дождь стучал по плащу и шляпе, изредка попадая за воротник.
— Что вы здесь делаете? — спросил я тихо, чтобы слышали только они. — Я же сказал ждать меня.
— Думаешь, мы по собственной воле сюда тащились аж от твоего дома? — прошипела Лидия. Она тут же слегка поморщилась, словно слова дались ей с болью, царапая горло.
— Не понял, — сказал я. — Что значит «по собственной воле»? В каком это смысле?
— В самом что ни на есть прямом, — отозвалась Алиса, скрестив на груди руки. Этот жест выглядел бы вызывающе, если бы она не дрожала от холода. — Как только твой тарантас сдвинулся с места и отъехал на несколько десятков метров, нас словно сорвало со стульев и потянуло следом.
В ее глазах читалась усталость и ненависть. Словно это я лично приковал ее к себе цепью и, ухмыляясь, тащил через весь грязный город.
Это просто какой-то бред. Это невозможно, чтобы еще какая-то сила заставляла их ходить за мной хвостиком. Зачем? Какой в этом смысл? Мне не нужны две пленницы, которые постоянно брызжут ядом и метают молнии из глаз при любой возможности! И это вместе с тем, что пользы от них пока что было как с быка молока.
Я прикрыл глаза и с силой помассировал веки пальцами. Если это какая-то магическая привязка, то тот, кто ее придумал, обладал либо больной, либо извращенной фантазией. И первое совершенно не исключало второго. Нужно будет проверить позже, а сейчас я должен заняться своей новой работой и при этом не выглядеть идиотом.
— Просто молчите, — выдохнул я, опуская руку. — Стойте рядом и делайте вид, что вы мои помощницы. У вас просто нет другого варианта.
— Как будто у нас есть выбор, — равнодушно процедила Лидия, отводя взгляд в сторону.
— Я о том же, — отрезал я. — Пошли.
Резко развернулся и пошел обратно к уряднику Ковалеву, который с нескрываемым любопытством наблюдал за нашей короткой и тихой сценой. За спиной я услышал две пары тихих чавкающих шагов по грязи.
— А-а-а-а, — протянул Ковалев, когда мы втроем подошли к нему. Его взгляд скользнул по моим спутницам, и в нем появилось насмешливое узнавание, сменившееся изумлением. — Барышня Бенуа и госпожа Морозова. Рад вас видеть, хотя и весьма неожиданно, — он приблизился
