Архитектор душ - Александр Вольт
Дамы промолчали, но на их лицах все было прекрасно написано. Патрульные с трудом сдерживали смех.
— Видишь, еще есть над чем работать, — рассмеялся он. — Я в тебя верю!
Но юмора я не понял и испытывал раздражение. Мне вдруг захотелось схватить урядника за воротник и окунуть в грязную воду.
Я не мог объяснить этот порыв ничем, кроме как тем постепенно усиливающейся взаимосвязью моей души и нового тела. Не знаю, насколько тесно и как общался прежний Громов с такими как урядник, но мне вдруг показалось, что он все же не был лишен аристократичных манер и высокомерного отношения к другим людям. И, что греха таить, я пусть и не был борцом за справедливость в своей жизни, но хамства никогда не любил.
Да, отношения с этими девушками у меня, мягко говоря, не заладились, но это было наше личное дело. А это… это было публичное унижение со стороны тупого, но облеченного властью мужлана.
Но с другой стороны я его понимал. Алиса Бенуа — дочь известного, хоть и разорившегося бизнесмена. А Лидия Морозова — бывшая невеста моего, то есть, громовского ассистента, аристократка. В небольшом городке скорее всего достаточно известные личности.
И вот вдруг Громов появляется с ними. С двумя особами, у одной из которых он довел отца до банкротства и смерти, а у второй убил жениха, своего помощника, который совал нос не в свои дела. Понятно, что все это было подстроено под «самоубийство», как я понял из воспоминаний, но от того не легче.
— Так, а если серьезно, — он подозрительно посмотрел на меня, — зачем они здесь?
— Работают со мной. Расширение штата сотрудников, — ответил я первое что пришло в голову и сразу понял, что ляпнул что-то не то. Глаза у Ковалева буквально округлились.
— Ты меня разыгрываешь, — он переводил изумленный взгляд то на девушек, то на меня.
— Так, давай к делу, — решил я прекратить этот совершенно ненужный мне разговор, — Пристав сказал, дело срочное, и что скоро тут будут репортеры. Это значит, что у нас мало времени. Где тело?
Он недовольно посмотрел на меня, словно не привык к такой резкости с моей стороны. Я попытался быстро покопаться в чужой памяти, чтобы понять, как Громов обычно общался с полицией, но ничего не нашел. Словно мозг не хотел делиться со мной воспоминаниями, оставляя меня барахтаться вслепую.
Как работали эти «вспышки памяти», я так и не понял. Сначала казалось, что стоит мне о чем-то подумать — и пожалуйста, вот короткая лекция. Но на поверку оказалось, что мозг как мог выручить, так и внезапно подложить свинью в очень ответственный момент.
— Пройдемте, господин коронер, — сухо и уже без всякой фамильярности сказал Ковалев. Он недовольно цыкнул зубом и повел меня ближе к воде.
Мы прошли по скользким деревянным подмосткам дальше вдоль причала. У одной из толстых, обросших ракушками и тиной свай, удерживающих пирс, на легких волнах прибоя болталось тело лицом вниз.
Я остановился на краю, глядя на страшную находку. Мой мозг, мозг Алексея Воробьева, включился как по щелчку тумблера. Тело женщины. Молодой. Одежда — простое, но чистое и аккуратное темное платье.
То, что я мог видеть, говорило о недавней смерти. Никаких явных гнилостных изменений. Кожа на кистях рук, плавающих у поверхности, была бледной, почти фарфоровой, но не от долгого пребывания в воде, а от природы. Трупное окоченение, судя по неестественно выпрямленным рукам, было в полной стадии. Значит, смерть наступила часов десять-двенадцать назад. Не больше.
— Вытаскивайте, — скомандовал я, поворачиваясь к двум полицейским с баграми. — Осторожно. Переверните на спину прямо здесь, на досках.
Патрульные, кряхтя, подцепили тело и аккуратно вытянули его из воды на мокрые доски пирса. Тело легло на спину с глухим, влажным шлепком. Из открытого рта вылилась струйка воды.
Я присел на корточки рядом с ней. Тут в права вступала моя личная компетентность в вопросе анализа усопших, поэтому первичный мандраж отошел на второй план.
Я пошарил по карманам рабочего плаща, но перчаток не нашел. Пришлось сходить к подобию «газельки» и вооружиться ими, после чего я вернулся, приступив к более детальному осмотру.
Длинные, темные волосы прилипли к лицу, и я осторожно, кончиками пальцев, откинул мокрую прядь со лба, чтобы лучше рассмотреть черты. Лицо было юным, красивым, полным нездешней красотой. Идеально ровный нос, тонкие губы, высокие скулы. Но что-то было не так. Что-то неуловимо странное в пропорциях.
Я перевел взгляд выше, на уши, которые до этого были скрыты волосами. И замер.
Уши.
Они не были человеческими.
Они были длиннее и изящнее, чем у любой женщины, которую я когда-либо видел. К тому же заостренные на концах. Это не было уродством или врожденной деформацией. Это была другая, чуждая анатомия, идеальная в своей инаковости.
Ответ поверг меня в шок, но я старался держаться уверенно. Я точно не брежу? Это… это что, эльф? Прямо как в фэнтезийных книжках? Я точно не сплю или не брежу?
Я быстро огляделся. Урядник Ковалев и его подчиненные стояли чуть поодаль, переминаясь с ноги на ногу с любопытством глядя на меня, а не на жертву. У них эта «особенность» чужой анатомии не вызывала никакого интереса. А вот как раз моя реакция очень даже.
— Что-то не так, господин коронер? — подал голос Ковалев. В его голосе слышалось непонимание и удивление.
— Свидетели были? — перевел я тему. — Кто обнаружил тело?
— Торбин Камнерук, — сказал один из патрульных. — Хозяин портового постоялого двора «Морской Еж».
Торбин… Камнерук? Это что еще за странное имя такое с не менее чудаковатой фамилией. В любом случае, если он нашел тело, то было бы неплохо узнать в котором часу. И отвадить Ковалева, пока я тут разбираюсь.
— Позовите его, — сказал я, не поворачиваясь.
Ковалев недовольно вздохнул, отдал приказ патрульному, а сам закурил и отошел в сторону. Ну, хоть так. Не будет лезть с идиотскими вопросами.
Я перевел взгляд на
