Лекарь Империи 5 - Александр Лиманский
— У каждого свои методы, — я стянул окровавленные перчатки.
Он видит только технику. Но он не знает главного. Я сохранил ему не просто почку. Я сохранил себе инструмент для дальнейшего расследования.
В комнате отдыха меня ждали Громов и его сержант. Лица у обоих были мрачнее грозовой тучи. По их позам, по тому, как капитан барабанил пальцами по столу, было понятно — разговор будет тяжелым. Провал. Полный провал.
— Вы его спасли. Поздравляю, господин лекарь, — голос капитана сочился едким, неприкрытым сарказмом. — А мы, тем временем, потеряли единственную реальную возможность его прижать. Признания нет. Как только он очнется, его лучшие адвокаты все замнут. Представят его жертвой, а нас с вами — идиотами.
Я тяжело опустился на диван и потер виски. Ярость была, но она была холодной, направленной не на них, а на саму абсурдность ситуации.
— Я сделал все, что мог, капитан. Привел его сюда. Разговорил. Но я не мог предвидеть, что у него внутри тикала бомба.
— Мы понимаем, — кивнул Громов. — Форс-мажор. Но факт остается фактом. У нас на руках запись, на которой нет признания. То, что он наговорил, нам ничего не даст. Любой адвокат развалит это дело за пять минут. Скажет, что он бредил, что мы его пытали. Финальный диагноз спутал нам все карты.
Он был прав. Юридически наш главный козырь превратился в мусор.
— Насколько все серьезно? — спросил он уже другим, чисто деловым тоном. — С медицинской точки зрения. Когда можно будет провести официальный допрос?
— В ближайшее время — никогда, — отрезал я. — Он в медикаментозной коме. И я пока не знаю что с ним.
Громов глухо выругался и ударил кулаком по своей ладони. Не со злости на меня, а от бессилия.
План провалился. Блестящий, хитроумный план, который должен был восстановить справедливость. А в итоге? Я спас жизнь ублюдку, который покалечил Ашота.
Пока он жертва обстоятельств с ним невозможно что-то сделать. Да и неизвестно выживет ли он вообще. А Ашот так и останется лежать в реанимации. Справедливости нужно время чтобы она восторжествовала. Но я бы не хотел, чтобы она работала через смерть. Тем более, что Мкртчян теперь мой пациент.
— Не парься, двуногий, — Фырк, который до этого молчал, попытался меня подбодрить, материализовавшись на спинке дивана. — Ты сделал все, что мог. Придумаем что-нибудь еще! Мы же команда!
Полицейские, поняв, что разговор окончен и ловить здесь больше нечего, молча встали.
— Если его состояние изменится, дайте знать, — бросил Громов на прощание.
Они ушли, оставив за собой лишь тяжесть непонимания.
Спустя час, когда Мкртчяна стабилизировали и перевели в отдельную палату интенсивной терапии, мы собрались в небольшом кабинете заведующего реанимацией.
Сам заведующий тактично оставил нас одних, понимая, что разбор полетов будет неформальным. Через большое стеклянное окно, выходящее в коридор реанимации, была видна палата Мкртчяна — опутанный проводами, он лежал в медикаментозной коме. Усталость висела в воздухе, смешиваясь с запахом кофе и антисептиков.
— Ладно, с операцией разобрались, — начал Шаповалов, устало потирая глаза. — Но что это было изначально? Что, черт возьми, спровоцировало это?
— Классическая анафилаксия, — Артем пролистывал толстую папку с протоколом анестезии. — Отек Квинке, бронхоспазм… Все признаки тяжелейшей аллергической реакции. Но при чем здесь почки? Аллергия не вызывает такое массивное кровотечение.
— Вот именно, — подхватил Шаповалов, хмуро глядя на меня. — Разрыв опухоли мы ушили, он был небольшим. А гематурия была тотальной. Что-то здесь не сходится.
Отлично. Они сами обозначили проблему. Теперь нужно дать им решение. Красивое, логичное и абсолютно ложное.
— А что, если аллерген и был причиной? — я сделал вид, что на мгновение задумался, как бы собирая разрозненные факты воедино. — Капитан Громов сказал, что приступ у Мкртчяна начался в его офисе. А там, по словам его секретаря, сегодня утром появился новый цветок в кадке — Царская лилия.
— Мне кстати до сих пор интересно, что делал капитан полиции в нашей больнице, — с прищуром посмотрел на меня Шаповалов, будто бы сканируя.
Я лишь качнул головой, давая понять, что потом объясню ему. Рассказывать сейчас, что это связано с Ашотом, желания не было. Но по лицу Шаповалова было видно, что он и сам догадывался.
— Царская лилия? — переспросил Артем. — Да, это сильнейший аллерген. Многие на него реагируют. Но опять же, это не объясняет состояние почек.
Время вспомнить пару малоизвестных фактов из старого учебника по токсикологии…
— Объясняет, — сказал я уверенно, привлекая их полное внимание. — Пыльца Царской лилии — это известный и очень агрессивный аллерген. Но в старых имперских трактатах по ядам, еще времен Императора Павла, упоминается ее второе, менее известное свойство. Она еще и сильный нефротоксин.
Шаповалов и Артем переглянулись. На их лицах было откровенное изумление.
— Нефротоксин? — недоверчиво переспросил Шаповалов. — Впервые слышу. Почему об этом не пишут в современных справочниках?
— Потому что в чистом виде токсин действует медленно и в малых дозах почти незаметен, — я начал свою импровизированную лекцию. — Но в сочетании с анафилактическим шоком происходит синергетический эффект. Она действует в два этапа: сначала — острый аллергический шок со скачком давления, который и вызвал надрыв капсулы опухоли. А потом — прямое токсическое поражение почечной ткани, острый токсический нефрит. Это и объясняет такую массивную гематурию, которая не соответствовала объему самого разрыва.
Я замолчал, давая им переварить информацию.
Они кивали. Конечно, они кивали. Это было логично, элегантно и объясняло абсолютно все симптомы. Идеальная ложь — та, что на девяносто процентов состоит из правды.
— Черт, — выдохнул Артем. — Двойной удар. Аллергия плюс яд.
— Логично, — неохотно, но с явным уважением в голосе, согласился Шаповалов. — Картина выглядит стройной. План лечения?
— Гемодиализ для быстрой очистки крови от токсинов. Высокие дозы преднизолона, чтобы подавить токсическое воспаление в почке. И, разумеется, массивная инфузионная детоксикация.
— Браво, двуногий! — раздался в моей голове восторженный голос Фырка. — Ты не только обманул их, ты еще и назначил совершенно ненужное, но очень дорогое и наукообразное лечение! Ты рожден быть главврачом!
Все согласились.
Рабочий диагноз выглядел безупречным и объяснял все. Моя упрощенная гипотеза стала официальной
