Лекарь Империи 5 - Александр Лиманский

— Игорь Степанович, прошу прощения, что отвлекаю. Я тут взял на себя инициативу. Синицына из восьмой палаты. Семьдесят два года. Три месяца безуспешного хождения по врачам от всего подряд — результата ноль. Пациентка тает на глазах.

В ординаторской повисла тяжелая тишина. «Хомяки» уставились на него, но и слова ни сказали, ожидая что скажет их начальник. Никто не хотел навлечь на себя гнев заведующего.

— Синицына? — Шаповалов удивленно поднял брови. — Ну давай, удиви меня. Слушаем.

Славик сглотнул, чувствуя, как у него пересохло во рту от страха. Ну вот шанс. Давай, не подведи меня. И он не подвел.

Он откашлялся и начал:

— Я думаю, у пациентки целиакия. Глютеновая энтеропатия с поздней манифестацией.

По ординаторской пронесся тихий шепоток. Борисова презрительно хмыкнула.

— Обоснуй, — Шаповалов подался вперед, и в его глазах появился хищный интерес.

— Хроническая диарея и неуклонная потеря веса прямо указывают на синдром мальабсорбции, — Славик говорил все увереннее. — Полное отсутствие эффекта от стандартной противовоспалительной и ферментной терапии говорит о том, что мы лечим не то. Да, возраст пациентки сбивает с толку, но целиакия может впервые манифестировать в любом возрасте, хоть и крайне редко. Поэтому я, с разрешения лечащего врача, — он едва заметно кивнул в мою сторону, — назначил пациентке анализ на антитела к тканевой трансглутаминазе. Результат пришел сегодня утром. Он положительный. Диагноз подтвержден лабораторно.

— Браво! — мысленно аплодировал Фырк, — Артист! Почти как ты, двуногий, только с усами!'

Шаповалов молчал секунд десять, обдумывая услышанное. Потом медленно кивнул.

— Логично. Чертовски логично.

Шаповалов медленно перевел взгляд с сияющего, но все еще бледного от волнения лица Славика на меня.

— Разумовский. Это твоих рук дело?

— Я лишь указал ему направление, Игорь Степанович, — спокойно ответил я. — Показал на нужную страницу в справочнике. А весь путь от гипотезы до доказательства он прошел сам.

— Это нечестно! — взорвалась Борисова, вскакивая со своего места. — Ему подсказали! Это была не самостоятельная работа! Это было не в рамках испытания!

Шаповалов медленно повернул голову в ее сторону. Он не кричал. Он посмотрел на нее холодно, с легким, почти незаметным презрением, как смотрят на не в меру шумное и глупое насекомое.

Фролов вжал голову в плечи, пытаясь стать как можно незаметнее. Величко, наоборот, с интересом наблюдал за разворачивающейся драмой, словно смотрел хорошо поставленный спектакль. Крылов с интересом наблюдал за всем происходящим.

Сейчас он ее уничтожит. Она совершила главную ошибку — попыталась апеллировать к правилам там, где он уже принял решение, основанное на результате.

— Нечестно, Борисова? А что же ты, такая честная, два дня ходила вокруг этой пациентки и не увидела очевидного? Что тебе мешало открыть тот же самый справочник? Или ты ждала, пока Разумовский и тебе «подскажет»?

Он выдержал паузу, давая своим словам впиться в нее, как кислота. Борисова открыла рот, чтобы что-то возразить, но не нашла слов и захлопнула его, густо покраснев от унижения.

— Раз Муравьев поставил диагноз, который вы все втроем пропустили, а Разумовский так любезно ему «почти не помогал», то вопрос закрыт. Муравьев остается в хирургии. Иди! — сказал он Славику. — Оформляй приказ о переводе на испытательный срок! С завтрашнего дня заступаешь на месячный испытательный срок. Будешь ходить за Разумовским, как нитка за иголкой, и делать все, что он скажет. И не дай бог ты меня подведешь.

— Есть! — коротко, по-военному, ответил Славик, и его лицо озарила счастливая, почти детская улыбка. Он быстро развернулся и поспешил выполнять указание.

— Йес! Мы сделали их! — ликовал у меня в голове Фырк. — Наш усатый протеже теперь в команде!

Новая расстановка сил в ординаторской была окончательно утверждена.

Борисова, бледная от ярости, сжав кулаки так, что побелели костяшки, вылетела из ординаторской, хлопнув дверью. То ли еще будет Алина! То ли еще будет.

Фролов поспешили за ней. А Величко и Крылов переглянулись и, поняв, что больше ловить тут нечего, тоже вышли.

Ординаторская опустела.

Напряжение, висевшее в воздухе, медленно рассеялось, оставив после себя тишину и запах остывшего кофе. Мы с Шаповаловым остались одни.

Он молча прошел к кофеварке, налил себе полную кружку, сделал большой глоток и только потом повернулся ко мне.

— Зачем ты ему помог? Только честно, — спросил он, и в его голосе уже не было ни грамма язвительности.

Он все прекрасно понимает. Понимает, что без моей наводки Славик бы не справился. Но ему важно услышать мою оценку, мои мотивы. Это тоже часть испытания.

— Я серьезно почти не помогал. Просто задал пару наводящих вопросов, чтобы он начал думать в правильном направлении. Он до всего дошел сам. У него есть главное, чего нет у остальных хомяков — он не боится признавать, что чего-то не знает. И, в отличие от некоторых, он умеет слушать и учиться, а не только кивать. Из него выйдет толк.

Шаповалов долго, очень долго смотрел на меня поверх своей чашки. Он оценивал не мои слова, а степень моей уверенности.

— Ладно, — наконец произнес он. — Оставляю его только потому, что начинаю доверять твоему чутью. Оно у тебя, как я погляжу, работает получше иного сканера. Но если он провалится — отвечать будете оба.

Он не просто доверяет. Он перекладывает на меня часть ответственности. Умно. Теперь я не просто наставник, я — гарант. И это меня вполне устраивает.

— Договорились, Игорь Степанович.

Я поднялся из-за стола, собираясь наконец-то приступить к работе, но вдруг остановился, повинуясь какому-то внезапному, не до конца осознанному импульсу.

— Игорь Степанович, можно еще один вопрос?

— Валяй, — Шаповалов уже снова углубился в изучение каких-то бумаг, явно считая разговор оконченным.

— Можно мне сегодня поработать в первичке? На смене, на приеме пациентов.

Он медленно поднял голову, удивленно глядя на меня поверх своих очков для чтения.

— В первичку? — переспросил он, словно не расслышал. — Ты? Зачем?

— Хочу помочь, — сказал я. — В городе эпидемия, в первичке не хватает рук. Я буду там полезнее.

— У нас сегодня три плановые операции, — нахмурился Шаповалов, напоминая мне о моих прямых обязанностях. — Две грыжи и желчный пузырь.

— Возьмите Величко на ассистенцию, — предложил я. — Пусть набивает руку, ему это сейчас полезнее. А мне, если честно, стандартные грыжи сейчас не очень интересны.

— Ого! —