Лекарь Империи 5 - Александр Лиманский

— Не знаю. Не интересовался.

— Странно! На вашем месте я бы обязательно выяснил! — Крылов наклонился ближе через стол. — Говорят, главврач Кобрук вас теперь чуть ли не на руках носит. Умеете вы находить подход к начальству! Особенно к женщинам-начальницам.

— Просто хорошо делаю свою работу, — ответил я, глядя ему прямо в глаза.

— Он собирает на тебя досье! — взвизгнул у меня в голове Фырк. — Вопрос за вопросом! Профессионально работает, гад! Прямо как настоящий шпион!

Крылов доел свой суп, изящно промокнул губы салфеткой и поднялся.

— Ну, приятного аппетита! Рад был поболтать, коллеги!

Когда он ушел, Славик, до этого сидевший тихо, как мышь, и вжавший голову в плечи, наклонился ко мне через стол.

— Илья! Я должен тебе кое-что сказать! — прошептал он, и его усы нервно подрагивали. — Вчера я случайно услышал, как он в коридоре говорил по телефону. Он сказал кому-то, что «все идет по плану» и что его главная задача — «внимательно наблюдать и докладывать»!

Так и думал. Это только подтверждает мою теорию.

Я положил свою руку ему на плечо, заставляя его успокоиться и выпрямиться.

— Я знаю, Славик. Спасибо, что сказал. Теперь и ты знаешь — он не тот, за кого себя выдает. Будь с ним осторожен. При нем — ни одного лишнего слова.

— Понял, — Славик серьезно кивнул. — Что будем делать?

— Пока ничего. Пусть наблюдает. Но ты теперь мои глаза и уши в отделении, когда меня нет рядом. Договорились?

— Конечно! — в его глазах вспыхнул азартный огонек.

Итак.Это не личная инициатива. Есть план, есть заказчик. Скорее всего, Журавлев из Владимира. Крылов собирает информацию, чтобы найти слабое место, повод для удара. Что ж, пусть смотрит.

Я дам ему увидеть ровно то, что нужно мне. Игра началась.

После обеда поток пациентов заметно схлынул. Я успел принять только двоих — пенсионерку с обострением артрита и молодого парня с классическим гастритом на фоне студенческой диеты.

В дверь резко, без предупреждения, постучали.

— Войдите!

В кабинет буквально влетела запыхавшаяся молоденькая медсестра из приемного отделения, которую я видел всего пару раз.

— Господин лекарь! Вы же… вы же из хирургии? — выпалила она, с трудом переводя дух.

— Да, а что случилось?

— Там… там только что привезли тяжелораненого! Весь избитый! Лица нет! А наши хирурги — все на плановых операциях! Посмотрите, пожалуйста!

— Веди! — коротко произнес я поднимаясь из-за стола.

— Ура! — тут же оживился у меня в голове Фырк, который до этого дремал на шкафу. — Наконец-то экшен! Кровь, кишки, сломанные кости! А я уж думал, мы тут до вечера сопли вытирать будем!

— Вот тебе и спокойная смена, — ответил ему я, пока мы почти бегом неслись по гулким коридорам больницы. — Вот тебе и терапевтическая перезагрузка.

Приемный покой гудел, как растревоженный улей. Мы с медсестрой протиснулись сквозь толпу, и я увидел его.

На каталке у смотровой лежал мужчина.

Первое, что бросилось в глаза — лицо. Точнее, то, что от него осталось. Оно превратилось в сплошной, багрово-синий отек, в кровавую маску из синяков и рваных ссадин.

Левый глаз заплыл полностью, превратившись в узкую щель, губы были разбиты в клочья, а на скуле виднелась глубокая, до кости, рана, из которой медленно сочилась темная кровь.

— Ого! Кто-то его знатно отделал! — с неподдельным восхищением присвистнул у меня в голове Фырк.

Я склонился над пациентом, натягивая на ходу перчатки и начиная быстрый, стандартный осмотр. Зрачки… реакция на свет вялая. Дыхание… поверхностное, частое.

Пульс на сонной артерии — нитевидный, едва прощупывается. И вдруг, когда я пальцами нащупывал скуловую дугу, чтобы проверить на перелом, я замер.

Сквозь отеки, кровь и грязь проступили знакомые черты. Характерный орлиный нос с горбинкой, линия густых, сросшихся на переносице бровей…

— Не может быть… — вырвалось у меня сдавленным шепотом.

— Что такое? Вы его знаете? — с тревогой спросила молоденькая медсестра.

Мой Ашот. Веселый, громкий торговец лучшей в городе шаурмой. Отец семерых детей, который безмерно гордился своей красавицей-женой Мариам. Честный, добрый, прямой как скала. Что с тобой сделали?

— Да, знаю, — ровным, лишенным всяких эмоций голосом ответил я. — Это Ашот Мурадян.

Он был без сознания. Глубокая кома. Кто-то очень основательно над ним поработал. Били не просто сильно. Били профессионально, целясь в голову.

Глава 3

Кто? Кто это с ним сделал?

Но профессионализм, вбитый двадцатью годами практики в самых кровавых операционных, взял верх. Эмоции — потом. Все — потом. Сейчас — работа. Сначала спасти. Потом — разбираться.

Я склонился над Ашотом, и мир сузился до размеров этой каталки.

Все лишнее — шум приемного покоя, испуганные лица персонала, мои собственные эмоции — отступило на задний план. Остался только пациент. И время, которое утекало, как кровь из раны.

Быстрый, отточенный годами практики неврологический осмотр. Первое, главное — зрачки. Я достал из кармана маленький диагностический фонарик, приподнял веко сначала левого глаза, потом правого. Луч света ударил в неподвижную, расширенную черноту.

— Черт! — вырвалось у меня сдавленным шепотом. — Давление? Пульс? — бросил я медсестре, не отрывая взгляда.

— Девяносто на шестьдесят. Пульс сто двадцать, слабый.

Анизокория. Левый зрачок широкий, как пятирублевая монета, и абсолютно не реагирует на свет. Правый — сужен до точки. Классика. Признак дислокации, вклинения ствола мозга. Кровь давит на глазодвигательный нерв, парализуя его.

— Что там, двуногий⁈ Что ты увидел⁈ — встревоженно запищал Фырк, прыгая у меня на плече.

— Гематома. Массивная. Кровь давит на мозг, смещая его, — я приложил ладонь ко лбу Ашота, активируя Сонар.

Внутренняя картина подтвердила худшие опасения. Я видел это так же четко, как на МРТ — огромное, серповидное скопление крови, сдавливающее левое полушарие, смещающее срединные структуры мозга на сантиметр вправо.

— Мне нужна полная картина, — мысленно скомандовал я. — Фырк, ревизия, немедленно! Исключи разрыв селезенки, печени. Проверь почки на ушибы. И посчитай все сломанные ребра. Быстро!

Бурундук мгновенно исчез. Секунды тянулись, как часы. Я продолжал мониторить состояние Ашота.

— Плохо дело, двуногий… очень плохо, — раздался в голове взволнованный голос Фырка. Он говорил быстро, захлебываясь деталями, как будто читал страшный отчет. — Мозг… он как будто сдавлен тисками! Я вижу огромный темный сгусток между мозгом и его внешней оболочкой.