Кубинец (СИ) - Вязовский Алексей
— Помогли знакомые товарищи, — небрежно ответил Педро. — Сделали всё быстро, дёшево и надёжно.
Я кивнул. Понятно, что у революционеров связи на заводах. Это не кучка заговорщиков, а реальная сила. Раз правительство празднует договоренности с ними, значит, с ними считаются.
— А теперь о маршруте, — произнес Педро, доставая из кармана карту, — слушай внимательно. Ехать будем всю ночь, будем меняться, чтобы отдохнуть. Отсюда, из Гаваны, наш путь лежит на восток. Первая крупная остановка — Санта-Клара. Там мы не задерживаемся, только заправимся и проверим машину. Затем едем в Камагуэй, там сделаем более продолжительную остановку, возможно, на ночлег.
Он ткнул пальцем в карту, проводя линию.
— Оттуда двинемся дальше, через Баямо. Это уже почти наши места, там дорога будет сложнее. И финальный этап — Гиса.
Педро сложил карту и убрал её обратно в карман.
— На месте нас будет ждать связной, он уже знает, что делать с грузом и куда его доставить. Наша задача — доехать туда целыми и невредимыми.
* * *Дорога до Гисы оказалась долгой и изматывающей. Солнце, немилосердное и жаркое, палило нам в спину. Оно словно преследовало нас, неотступно, день за днем. Мы ехали на стареньком «Форде», и его скрип и дребезжание на разбитой дороге стали постоянным фоном, проникающим до самых костей. Кузов грузовика раскачивался, бросая нас из стороны в сторону, каждый километр превращаясь в проверку на прочность. Я крепко держался за руль, стараясь на кочках не удариться головой о потолок.
Вдоль дороги, насколько хватало глаз, тянулись поля сахарного тростника. Они уходили за горизонт, сливаясь с маревом, и были такими одинаковыми, такими бесконечно монотонными, что взгляд отказывался цепляться за что-либо. Редкие одинокие пальмы, стоящие посреди этих зеленых просторов, казались нелепыми. Это был пейзаж, который выжигал из глаз всякую надежду на разнообразие. Даже небо казалось не таким синим, как в Гаване, а скорее блёклым, выцветшим.
На полях работали мужчины. Из машины они казались похожи на муравьев. И только когда мы остановились возле группы рабочих, то я удивился, до чего они похожи друг на друга: сгорбленные спины, лица покрыты слоем красной пыли, смешанной с потом. Вокруг них вились целые рои всякой мошкары, привлеченной сладким соком тростника. Они отмахивались от них безразлично, привычно, будто это было таким же неизбежным элементом их работы, как и сама жара. У многих работников были повязки на руках, некоторые прятали под тряпками глубокие шрамы, оставленные мачете. У иных не хватало пальцев, обрубленных по неосторожности или усталости.
— Видел их? — спросил меня Педро, когда мы отъехали.
Я кивнул, выжимая сцепление и с хрустом втыкая вторую передачу.
— Вот ради них мы и пошли в Революцию! Чтобы на Кубе больше не было этого рабства.
— Кто же будет убирать сахарный тростник? — удивился я.
— Известно кто, — пожал плечами революционер. — Машины!
* * *Хоть мы и гнали первую ночь, сколько могли, а потом менялись с Педро за рулем, вместо обещанных «пары дней» мы ехали три, каждый из которых был похож на предыдущий. Дорога оставляла желать лучшего. Грунтовка, ухабистая и пыльная, то и дело прерывалась плохими участками с глубокими ямами, заполненными красной глиной или грязной водой. Когда мы наезжали на них, грузовик подпрыгивал, а я с трудом удерживал руль, пытаясь сохранить контроль. От таких поездок уставали не только руки, но и все тело, каждая мышца которого была напряжена в попытке смягчить очередной удар. Плечи гудели из-за тугого руля, мне приходилось привставать на поворотах, чтобы повернуть его.
Проверки документов случались довольно часто, но так, по мелочи — документы проверили, заглянули в кузов, и махнули рукой. А в Санта-Кларе нас второй раз остановили на блокпосту. Он был менее внушительным, чем первый, который мы проехали при выезде из Гаваны. Пара мешков с песком, ржавые бочки, выкрашенные в белый цвет, и двое солдат, которые лениво курили, прислонившись к стене. Один из них, капрал, с сонными глазами и небритым лицом, лениво махнул нам, чтобы мы остановились. От него за версту несло перегаром. Похоже, он только что проснулся после бурной ночи.
— Документы! — прохрипел он, вытирая пот со лба грязным платком.
Педро, ни слова не говоря, выудил из кармана мятую сигарету и протянул её капралу. Тот, не ожидав такого жеста, удивлённо моргнул, принял сигарету, и, видимо, оценив её качество, кивнул, словно благодаря. Затем он лениво заглянул в кузов, покачал в удивлении головой при виде бюста, и махнул рукой, чтобы мы ехали дальше. Даже не взглянув на наши документы. Очевидно, его больше интересовала сигарета, чем проверка сомнительного грузовика. Мы тронулись, оставляя за спиной пыльный блокпост и двух солдат, которые уже оживленно беседовали.
Наша первая большая остановка случилась в Санкти-Спиритусе. Судя по карте, проехали мы всего три с половиной сотни километров, или около этого, но я устал, будто шел их пешком. Небольшой городок, пыльный и сонный, мало чем отличающийся от других таких же, что мы проезжали. Мы заправили грузовик на одной из немногих бензоколонок, где старый, ржавый насос с трудом выдавал топливо. Пока бак наполнялся, я пообщался с Мигелем.
— Как там, в кузове? Не умер еще?
— Да ну, что тут такого? Едем и едем, ничего страшного.
Флегматичный парень, хотя при первой встрече мне казалось, что он живой и раздражительный — наверное, из-за подергивающегося от нервного тика правого глаза. Высокий и жилистый, с тонким лицом, чем-то похож на хищную птицу. Вряд ли он намного старше Луиса — скорее всего, ему чуть за двадцать. Но разговаривает с ленцой, будто считает, что я еще недостоин общения с ветераном движения. Наверное, история с эксом еще не очень-то повысила мой авторитет.
Ночевали мы в дешевом придорожном отеле, оставив Мигеля в кузове — сторожить памятник. Деревянные стены, пахнущие плесенью и сыростью, скрипучие кровати, продавленные до такой степени, что, казалось, ты спишь прямо на полу. Очень скоро я начал думать, что и мне лучше пойти ночевать на улицу. Всю ночь меня атаковали клопы. Тараканы, черные и блестящие, сновали по стенам и полу, деловито шурша. Я почти не спал, ворочаясь с боку на бок, пытаясь найти хоть какую-то позу, в которой можно было бы отдохнуть от назойливых насекомых. Встал я невыспавшимся и раздраженным, голова гудела, а тело ныло от укусов. Вопреки этому, попытался сделать зарядку. Бой с тенью, скакалка, отжимания. Но ломота в теле не прошла, настроение еще больше упало. И зачем я только ввязался в эту авантюру? Ради Люсии? Точно не ради денег. И уж не за идеи социального равенства. У меня теперь была своя цель в жизни, и я точно знал — вся эта революционная возня никак ее не приближала.
* * *За завтраком мы первый раз сцепились с Педро. Сидели в маленькой, прокуренной столовой, где подавали только тортильи с бобами и крепкий, горький кофе. Я, поедая свою лепешку, неосторожно высказал мысль, что революция могла бы раскошелиться на своих защитников. Ведь мы ехали в старом, разваливающемся грузовике, спали в клоповнике, а ели то, что могли позволить себе самые бедные.
— Луис, — резко ответил Педро, — мы не можем жировать, пока народ голодает. Наша борьба — это не ради личной выгоды. Мы сражаемся за всех кубинцев, за тех, кто работает на этих полях, за тех, кто живёт в нищете. Если мы начнем брать себе больше, чем необходимо, чем мы будем отличаться от Батисты и его приспешников? Мы будем такими же паразитами, только с другим флагом.
Ага, сказал парень, который живет в хорошем доме в богатом районе.
— А ваш Фидель? Которого вы мне так расписывали по дороге… Он не станет жить во дворце, если победит революция?
— Да он ради нас в тюрьму пошел! — возмутился Педро. — Команданте ТАКОЙ человек! Раз в сто лет такие появляются. Хосе Марти, Антонио Масео и вот теперь Фидель.
