Деньги не пахнут 5 - Константин Владимирович Ежов

Где-то в углу тикали часы. Ровно, неумолимо.

Каждый удар отдавался эхом в груди – как шаги кого-то, кто уже давно идёт навстречу правде.

В комнате, пропитанной ароматом бумаги, кофе и лёгкого страха, повисла гнетущая пауза. Тишина звенела так остро, будто кто-то невидимый натянул струну между стенами. Сотрудник, запнувшийся на полуслове, опустил взгляд – и этого было достаточно. Сомнений не осталось: исчезновения действительно случались. Часто. Слишком часто.

Брови Киссинджера сдвинулись, образовав глубокую складку, будто борозду, прорезанную годами недоверия. В памяти всплыло то самое слово, произнесённое Сергеем Платоновым – "диктатор". Тогда оно показалось преувеличением, метафорой, но теперь… теперь в нём звенела тревожная правда.

Когда сотрудник покинул зал, Холмс шагнула вперёд. Голос звучал мягко, сдержанно, как у человека, вынужденного объяснять очевидное.

– Всё это исключительно ради безопасности данных. Некоторые специалисты уходят к конкурентам, и, чтобы не допустить утечки информации, доступ им закрывается сразу, без этих двухнедельных формальностей….

– Это разумно, – заметил Шульц, осторожно кивая. – Ваша компания работает с конфиденциальными материалами. Предосторожность здесь не лишняя.

Но выражение лица Киссинджера не изменилось. Взгляд оставался ледяным, сосредоточенным.

– Пригласите руководителя отдела кадров, – произнёс он ровно.

– Что? – Холмс не сразу поняла, а потом голос дрогнул.

– Если текучка действительно так высока, в кадрах должны быть точные записи. Пусть принесут отчёт по увольнениям за последние три года.

Отказывать она не могла. У члена совета было полное право требовать любую внутреннюю документацию.

Дверь приоткрылась, и в зал вошёл человек с усталым лицом, сжимая в руках папку. Бумаги шуршали, воздух наполнился сухим запахом тонера и пыли. Киссинджер, не торопясь, перелистнул страницы. Глаза бегали по строчкам – цифры, имена, даты. И с каждой страницей взгляд мрачнел.

– Больше половины сотрудников покинули компанию, – сказал он, тихо, но с такой тяжестью, что слова повисли в воздухе, как приговор.

– Для стартапа высокая текучка – обычное дело, – поспешила вставить Холмс, чувствуя, как под ногами будто начинает плавиться пол.

– Даже если так, – вмешался один из членов совета, – средний показатель по отрасли не выше тридцати процентов. Здесь вдвое больше. Разве это не тревожный знак?

Кто-то щёлкнул языком, кто-то шумно выдохнул. Бумаги на столе дрогнули от лёгкого сквозняка из вентиляции.

– Это связано с переманиванием, – попыталась оправдаться Холмс, но голос терял уверенность.

Киссинджер откинулся в кресле, глаза сузились.

– Принесите личное дело последнего уволившегося, – сказал он, холодно и ясно.

– Простите? – HR-менеджер растерянно посмотрел на него, потом на Холмс, словно ища поддержки.

– Не расслышали? – Голос старика не повышался, но в нём звучала такая властная сила, что в комнате стало тесно от напряжения.

Менеджер торопливо достал телефон.

– Сейчас отправлю сообщение, – пробормотал он.

– Позвоните, – оборвал Киссинджер.

Он не хотел никаких лазеек. Ни времени на корректировку, ни возможности выбрать "удобного" кандидата. Телефонный звонок не оставлял пространства для манипуляций.

– Эм… Принесите, пожалуйста, личное дело последнего уволенного сотрудника… да, в конференц-зал на втором этаже, – проговорил менеджер дрожащим голосом.

Минуты тянулись вязко. Секунды отсчитывали тиканьем настенных часов. Наконец, дверь снова открылась – на стол легла тонкая папка, пахнущая бумагой, канцелярским клеем и чем-то металлическим, словно в неё впиталась тревога всех, кто прежде держал её в руках.

Киссинджер кивнул секретарю.

– Позвоните этому человеку.

– Что? – голос Холмс дрогнул, будто воздух в зале стал гуще.

– Большинство свидетельств в статье принадлежат бывшим сотрудникам, – сказал он. – Единственный способ узнать правду – услышать их лично.

Холмс побледнела. Остальные члены совета сидели неподвижно, будто боялись нарушить хрупкий баланс.

Секретарь подключил громкую связь. В тишине раздались короткие гудки.

Тонкие, ровные, как удары сердца.

Звонок растягивался, тянул время, наполняя зал давлением, от которого хотелось сжаться в кресле.

Третий гудок. Четвёртый.

И вдруг – щелчок, лёгкое потрескивание динамика.

– Алло?

– Амара Стерлинг?

– Да… кто это?

Голос женщины был настороженным, чуть охрипшим, словно она говорила после долгого молчания.

И в тот миг в воздухе повисло предчувствие – то, что прозвучит дальше, уже не оставит камня на камне от прежних иллюзий.

– Это секретарь Генри Киссинджера, члена совета директоров "Теранос". Прошу прощения за внезапный звонок, но нам необходимо задать вам несколько вопросов.

На другом конце провода раздалось сдавленное дыхание, будто собеседник не верил в происходящее. Киссинджер нетерпеливо протянул руку, забрал у секретаря телефон и приложил к уху.

– В какой должности вы работали?

– Лабораторный исследователь.

Голос был усталым, с лёгкой дрожью, словно человек до сих пор не мог отойти от прошлого.

– По какой причине вы ушли из компании?

– Извините… но я не могу это обсуждать. Подписано соглашение о неразглашении.

Мгновенно в глазах Киссинджера блеснул холодный огонь. Всё шло по предсказанному сценарию – именно о таком ответе предупреждал Сергей Платонов.

– Я член совета директоров "Теранос".

– Да, но условия соглашения прямо запрещают разглашать детали даже членам совета.

Воздух в комнате словно стал тяжелее. Шорох бумаг, тихие перешёптывания. Несколько директоров бросили на Холмс косые взгляды – острые, как лезвия. Но Киссинджер поднял руку, призывая к молчанию.

– Соглашение действительно приравнивает совет к посторонним лицам? Для чего? Что именно скрывается?

Тишина стала почти звенящей. Даже часы на стене тикали громче обычного.

– Вас переманили в другую компанию?

– Нет.

– Тогда почему ушли, не отработав положенные две недели? Люди начинают говорить, будто сотрудников просто "заставляют исчезать".

– Это было не по моей воле. Как только сообщила о намерении уйти, служба безопасности велела немедленно собрать вещи и покинуть здание. Даже попрощаться не позволили.

– Всего лишь один звонок коллегам мог бы развеять слухи.

– Если бы позвонила, пришлось бы объяснять причину, а это нарушило бы соглашение. Так что просто… ушла.

Кто-то тихо откашлялся, звук прозвучал особенно резко.

– Вас когда-либо преследовали?

– Не уверена… но были подозрительные случаи.

Киссинджер склонил голову, напряжённо слушая каждый вздох.

– Что послужило поводом для таких подозрений?

– Однажды переслала на личную почту несколько рабочих писем. Потом пригрозили судом за нарушение условий договора, потребовали удалить письма. Наняла адвоката, но юристы "Теранос" действовали слишком агрессивно. После этого стало казаться, что за мной следят.

В комнате кто-то нервно перелистнул документы. В каждом шорохе ощущалось напряжение. Эти слова уже невозможно было оспорить – речь шла о запугивании и давлении.

– Благодарю