Деньги не пахнут 5 - Константин Владимирович Ежов
Но под всем этим лежала зыбкая почва – песок, готовый осыпаться при первом дуновении ветра. Лабораторные устройства, которые должны были изменить медицину, всё чаще ошибались. Погрешность росла, результаты расползались, будто чернила на мокрой бумаге.
Всё это нужно было исправить – срочно, пока не поздно. До тех пор, пока суть не вскрыли. Всего полгода, максимум год, прежде чем кто-то поднимет вопрос открыто.
План был прост: использовать славу как рычаг. Найти инвесторов, влить новые средства, укрепить позиции. Деньги, внимание, доверие – три ингредиента, из которых можно слепить любой успех.
И всё бы шло гладко, если бы не ужин Киссинджера с Сергеем Платоновым.
Именно после этой встречи старик переменился. Теперь его молчание, прежде доброжелательное, звучало как приговор.
В голове Холмс метались мысли: что он мог рассказать? Какую из её старых легенд вытащили на свет? За годы пришлось наворотить столько лжи, что теперь и сама не различала, где правда, а где выдумка.
Запах кожаного кресла и кофе, остывшего на столе, вдруг стал невыносимо резким. Воздух густел. "Это просто нервы," – мелькнуло. Всё пойдёт по-прежнему. Совет любит её, как родную. Даже если Платонов сумел поколебать их доверие, узы, связанные годами, не рвутся так легко.
В дверь осторожно постучали. Тонкие пальцы секретаря приоткрыли створку – тихо, будто боялись потревожить воздух. На лице застыла вежливая улыбка, но глаза выдавали настороженность. Что-то уже начинало рушиться, хотя снаружи всё ещё стояло идеально ровно.
В вестибюле витал запах полированного дерева и дорогого лака. Из-за закрытых дверей доносился гул голосов – члены совета уже собрались. Секретарь тихо произнесла:
– Он приехал.
Холмс поднялась из кресла. Кожа под ладонями скрипнула, словно недовольная этим движением. Сделав глубокий вдох, она почувствовала, как сухой воздух офиса обжигает горло.
За дверью уже стояли двое охранников. Огромные фигуры в темных костюмах, почти неотличимые друг от друга, как тени. После обложек журналов и телекамер вокруг появилось целое войско телохранителей – двадцать человек, готовых защитить хозяйку от любого взгляда.
Но сегодня она лишь коротко качнула головой:
– Останьтесь. Сегодня без вас.
Нужно было показать смирение, не броню.
Холод мраморного пола пробивался через тонкие подошвы туфель, когда она направилась к лифту. По пути встретился Киссинджер – высокий, сухой, сдержанный. Солнечный свет из окна ложился на его седые волосы, словно серебро, но в глазах отражался стальной холод.
– Как давно не виделись! День сегодня жаркий, дорога не утомила? – голос Холмс прозвучал на полтона выше обычного, словно чуть дрожал.
Ответа не последовало. Только короткое кивок – как будто ветер прошел мимо, не задержавшись.
Улыбка, которой он всегда встречал её раньше, исчезла бесследно. Вместо тепла – равнодушный расчет, взгляд человека, привыкшего рассуждать не сердцем, а формулами выгоды. Когда-то она видела, как этот взгляд обращается на других. Теперь он был направлен на неё.
Легкая дрожь пробежала по пальцам, но Холмс сдержалась. Нужно было идти.
В зале заседаний стоял запах кофе. Лампы светили ровно, безжалостно, освещая каждый изгиб лиц. Когда все заняли свои места, Киссинджер поднялся.
– Причина сегодняшней встречи – вот это.
Секретарь раздал папки. Бумага шуршала в руках членов совета, как крылья насекомых.
На обложке жирными буквами было написано:
"Темная сторона инноваций: диктаторская культура стартапа из Кремниевой долины".
Холмс почувствовала, как что-то холодное опускается под кожу. Газета? Статья? Такого материала она не видела. Все упоминания о себе отслеживала до запятой – ни одно слово не проходило мимо.
Но этот текст… откуда?
Она скользила взглядом по строкам. Каждое предложение будто било током: "тирания", "страх", "запреты", "увольнения".
– Это и есть реальность "Теранос"? – голос Киссинджера разрезал воздух.
– Нет, – ответ прозвучал слишком быстро. – Всё неправда. Это ложь от начала до конца.
– Автор, кажется, Курц, журналист из "Уолл-стрит Таймс"? Тот самый, о котором ты недавно упоминала?
Горечь в горле. Конечно, она помнила. Совсем недавно просила Киссинджера помочь заблокировать возможную публикацию. Просила – и теперь пожалела.
– Это Сергей Платонов подбросил вам статью, верно? – холодный голос стал твёрже. – Он работает с этим журналистом. Хочет оклеветать и вытеснить меня, захватить компанию.
Пальцы Киссинджера сплелись в замок. Взгляд оставался прежним – прозрачным, беспристрастным, как у хирурга над операционным столом.
– Говорят, ты заставила его подписать соглашение о неразглашении, даже перед советом. Это правда?
Тишина. В висках стучало. Потом – короткий вдох, ответ, тщательно выверенный:
– Он распространял ложные сведения. Пришлось ограничить его, чтобы не сеял панику.
– А нас ты за кого держишь? – спокойно, но с тяжестью произнес Киссинджер. – Неужели думаешь, что мы не способны отличить правду от вымысла?
Тишина повисла, плотная, будто в комнате стало нечем дышать.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Опустим вопрос с NDA. Главное – правда ли то, что написано в статье?
– Конечно, нет. Наши сотрудники всегда получают уважение. Похоже, это просто недоразумение. Наверняка речь о другой компании.
На мгновение показалось, что напряжение спало. Но Киссинджер произнёс спокойно, почти буднично:
– В таком случае приведи их.
– Что?
– Приведи сотрудников. Если нет сомнений, можно просто спросить их напрямую. Разве не так?
В зале звякнула ложка о фарфор – кто-то неловко поставил чашку. Холмс ощутила, как воздух стал плотным, как глина. На языке появился вкус металла. Казалось, даже лампы над головой зажглись ярче – чтобы ни одна тень больше не спряталась.
Воздух в зале заседаний стал густым, будто натянутый, как старая парусина перед бурей. Каждый звук – лёгкое покашливание, скрип стула, негромкий шорох бумаги – отдавался в висках, словно удары часов, отсчитывающих последние секунды перед чем-то неизбежным.
Холмс смотрела на Киссинджера с расширенными глазами – не столько от страха, сколько от потрясения. Но удивление длилось всего миг: губы вновь сомкнулись, плечи выпрямились, и едва заметный кивок направил стоящего рядом мужчину к двери. Тот бесшумно исчез, словно растворился в стене, будто этот жест давно был предусмотрен, как часть заранее разыгранной сцены.
В её движениях не чувствовалось растерянности – лишь холодная уверенность, как у человека, который привык, чтобы вокруг всё вращалось в выверенном порядке. Воздух пах лёгким ароматом дорогих духов, смешанным с металлической свежестью кондиционера и невидимым напряжением, прячущимся под кожей всех присутствующих.
– Неужели вы думаете, что та статья обо мне? – Голос Холмс прозвучал мягко, но
