Последний Герой. Том 9 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Сейчас он впервые ощутил дыхание смерти. Во рту стоял мерзкий привкус железа — вкус крови, вкус страха.

— Нет… я не умру, — прохрипел он.

Зубы стучали от холода. Он продрог. Куда ему деваться? Нет, единственное спасение — дом.

Он потянул дверь. Петли зловеще скрипнули. Изнутри пахнуло мерзким, кладбищенским духом.

«Ну, это ладно… — подумал Андрей. — Это ничего. Дом же старый. Запах — ерунда, можно пережить».

Он вошёл внутрь.

В темноте он не заметил побуревших пятен крови на огромном столе и на полу. Они были повсюду, но уже почернели и слились с грязным цветом старого дерева.

Андрей пошарился по полкам и нашёл спички и огарок свечи. Зажёг — и сразу же на душе стало немного теплее.

Жив. Живой. Жизнь ещё теплится, но трепещет слабо, как этот огонёк на огарке свечи — будто вот-вот оборвётся.

Он бережно поставил огарок в кружку, намотал туда какую-то тряпицу, разорвал, закрепил свечку, потер от холода руки. Даже в доме изо рта шёл пар.

«Ненамного тут теплее, чем на улице», — подумал он. — «Надо растопить печь».

Он открыл дверцу печи и, к своей радости, увидел, что внутри — целый запас хвороста. Печь была доверху набита ветками, а внизу под ними аккуратно уложены обрывки газет. Кто-то всё подготовил, чтобы легко разжечь.

Сначала должны были загореться тонкие веточки, потом более толстые сучья. Надо же, как будто кто-то заранее умело готовил очаг, но так и не успел зажечь. Газету уже присыпало пылью и сажей.

Это радовало Андрея. Значит, дом пуст. Никого нет. Ему повезло, он будет здесь один. Отдохнёт, поспит. А утром, когда выглянет солнце, станет видно — что дальше делать.

Он представил, как выйдет на дорогу, поймает попутку и уедет из этого чёртового города, который чуть не погубил его в самом расцвете сил. Ему ведь ещё не было сорока, а чувствовал он себя глубоким стариком.

Он чиркнул спичкой. Огонёк робко лизнул бумагу, затрещал, побежал по ней, грызя сухие веточки, тонкие, как лучинки. Пламя разгоралось, гудело, набирало силу, превращаясь в живого хищника, что пожирал всё, что ему давали.

Андрей заворожённо смотрел на огонь. Давно он не видел, как горит живой огонь, не газовая горелка. Настоящее пламя. Горячее, дышащее. Оно завораживало его.

«Вот бы обрести такую силу, — подумал он, — вот бы быть таким же: из маленькой искры превратиться в бушующий пожар».

Вдруг он услышал шаги. Ясно, отчётливо — кто-то протопал по доскам, что служили настилом вместо крыльца. Низкий, прогнивший настил хрустнул под тяжестью шага. Снаружи кто-то был.

Андрей вздрогнул, оторвался от печки. «Кто там?» — мелькнуло в голове.

Если это хозяин дома, я скажу, что ничего не трогал, я же просто по человечески попрошу приюта, думал он, лихорадочно озираясь.

Он успел захлопнуть дверцу печки, схватил железную кружку со свечой, чтобы подсветить.

Но слишком резко притянул кружку к себе, и огонёк дрогнул и погас. Свеча зашипела, расплавленный воск плюнул брызгами, и дом погрузился в темноту.

В следующую секунду дверь распахнулась. На пороге замер чёрный силуэт. Не разглядеть, кто это. Только тусклый блеск металла чуть отсвечивал — это был огромный нож в руке незнакомца.

— Кто ты⁈.. Эй! Ты кто⁈.. — испуганно выдохнул Андрей, пятясь к стене. — Не подходи! Не подходи!.. Это ты⁈ Как ты меня нашел?

Ещё шаг назад — но дальше некуда, только куртка шуршит по стене.

— А-а-а!..

Это был его последний крик.

Лезвие ножа вспороло ему живот от пупа до грудины. Но странное дело — наркоман не сразу умер. Он ещё дёргался, ловил ртом воздух, глаза бегали, мозг цеплялся за жизнь.

Его тщедушное тело всё ещё жило, словно не желало сдаваться. Даже убийца, казалось, удивился, когда нож снова вошёл в плоть — на этот раз под рёбра. Острие скрипнуло, отодвинув кость, достало до сердца.

И только тогда Андрей перестал трепыхаться.

А последней его мыслью была странная, почти детская: «Если бы я выжил… я бы точно завязал. Точно. Точно».

Но в этот миг мир для него навсегда погас.

Утро началось недобро.

Мы приехали на место происшествия — на городскую свалку.

За городом сразу начиналось поле под свалку: отходы, перемешанные с почвой и глиной, по которым иногда проходил бульдозер.

Смрад стоял густой, вонь резала ноздри. Вороньё. Кругом вороньё. Где-то горело, где-то коптило, тлело.

И вот среди этого мусора, на сером ветру, лежало тело Андрея. Слегка присыпанное, припорошенное утренним хилым снежком.

Черноусов ходил мрачнее тучи, раздавал указания. Следователь следственного комитета писал осмотр места происшествия. Это был патлатый парень с засаленными чёрными волосами и редкой щетиной. Он казался немного неряшливым, хотя и одет прилично — брюки, рубашка, куртка.

Всё это давно потеряло лоск, но с его внешностью странным образом гармонировало.

Имя у него было необычное — Аполлон Самсонович. Корни, говорили, с Кавказа, но сам он на кавказца совсем не был похож. Разве что глаза и волосы чёрные. А вот борода — не росла.

Тут же копошился судмедэксперт Костя — тот самый, с которым мы уже как-то говорили, по прозвищу Студент. Чемоданчик, перчаточки — выглядел он цивильнее всех. Под чемодан даже подстелил одноразовую пелёнку, чтобы не испачкать его в грязи.

«Чистоплюй», — подумал я с усмешкой.

— Ну что там, Студент? — спросил Аполлон, глядя в сторону судмеда.

Хоть он и был сам примерно того же возраста, но, видимо, получал удовольствие, называя эксперта прилюдно «студентом». А Студент не обижался, наоборот, охотно отзывался.

— Его убили не здесь, — задумчиво сообщил Костя. — Труп сюда привезли. Судя по следам крови и по трупным пятнам, его перевозили небрежно, бросили куда-то, может, в багажник, может, в кузов, привезли и выкинули сюда.

— Странно, — сказал я, — что не закопали, не скрыли, не попытались замести следы. Такое ощущение, что тот, кто его привёз, буквально хотел, чтобы мы тело нашли.

— Может, кто-то его спугнул, — хмуро предположил Черноусов. — Тот выбросил и смотался. Мы не знаем, как всё было. Может, и собирался закопать.

— Если закапывать, — заметил я, — то проще в лесу, где никто не видит, а не везти на свалку.

— Ну и правда, — поддакнул Черноусов.

Кажется, говорить ему не хотелось, да и думать над всем этим тоже. Но деваться было совершенно некуда.

— А как это он от тебя сбежал? — обратился я к майору.

— Макс, ну я тебе уже говорил, — начал он. — Этот придурок дернул руль, машину занесло, мы слетели в кювет, а он дал деру.

— В кювет? — нахмурился я. — В городе есть кювет? Интересно… Где у вас в городе такие ямы?

— Ну, не в городе, — сдержанно ответил он. — Мы были за городом.

— А зачем ты его повёз за город? — спросил я.

— Слушай, Яровой, ты что — меня подозреваешь или что? — вскинулся Черноусов. — Я не понял?

— Да не, — сказал я. — Я просто хочу прояснить ситуацию. Да и потом, мне же нужно докладывать Мордюкову. И почерк похож на нашего людоеда. Смотри, от пояса до груди — мощный удар ножа. Почерк тот же, что у того, кто убил Васильченко. И раз уж так, нам важна каждая деталь — тебе ли не знать, товарищ майор.

— Ну да, да, Яровой, это самое… — сбавил тон Черноусов.

Он подошел ко мне поближе и добавил, чтобы никто не слышал:

— Извини, я тут это, что-то сам накрутил себе просто, видишь, сейчас Вика вся в истерике, переживает сильно, всё-таки брат её родной. Вот, хоть и был никчёмная душонка, хоть и пил нам всем кровь, отдал Богу душу или дьяволу. А мы все на взводе. Нужно найти того, кто его убил, чтобы я мог Вике в глаза смотреть. Она, конечно, мне ничего не говорит, знаешь, но смотрит так тихо, всхлипывает, и я вижу этот укор.

Он сглотнул и опустил глаза.

— Понимаю, — кивнул я. — Возможно, это и не наш людоед, не тот, кто убил Васильченко — это лишь предположение.

— Товарищи! — позвал вдруг Студент. — Обратите внимание. Смотрите, это похоже на налёт соли, а вот это — песочек. На одежде у жертвы.