Лекарь Империи 5 - Александр Лиманский

Я включил профессиональный, лекторский режим, отключая все эмоции.
— Множественные ушибы и гематомы мягких тканей головы и лица. Вдавленный перелом левой теменной кости. Острая субдуральная гематома объемом около ста миллилитров со сдавлением и дислокацией срединных структур головного мозга. Также при осмотре отмечались множественные гематомы на теле, в области грудной клетки и поясницы, сломаны пять ребер с обеих сторон, ушиб правой почки.
— Короче, отделали твоего друга по полной программе, — мрачно резюмировал у меня в голове Фырк. — Хотели убить, но немного не рассчитали.
— То есть избивали целенаправленно? — уточнил второй следователь, который до этого молчал, быстро делая пометки в своем блокноте.
— Безусловно. Удары наносились методично, с расчетом. Особенно по голове — били так, чтобы причинить максимальный внутренний урон, но не убить на месте. Это требует определенных навыков.
Профессиональная работа. Это были не уличные хулиганы и не пьяная драка.
— Понятно, — кивнул Сидоров. — Спасибо, господин лекарь. Нам нужно будет опросить жену, она здесь? Это займет некоторое время.
— Она в комнате для бесед, — я указал им направление. — Но учтите — женщина в состоянии острого стресса. У нее на руках семеро детей, и она понятия не имеет, как будет их кормить завтра, если муж не выкарабкается.
Следователи переглянулись. На их уставших, выгоревших лицах на мгновение мелькнуло что-то похожее на человеческое сочувствие.
— Мы будем деликатны, — пообещал старший.
Я коротко кивнул им и направился к выходу из приемного покоя. День был долгим. Слишком долгим. И он, судя по всему, еще не закончился. Усталость накатывала тяжелыми, свинцовыми волнами. Все —таки я не железный. Нужен отдых. Пора домой.
Вот когда понимаешь, что машина это хорошо!
До дома я добрался быстро. Там меня встретила Морковка — оглушительным, полным праведного негодования мяуканьем и демонстративно пустой миской, которую она толкала лапой по полу.
— Да-да, я ужасный, безответственный хозяин, — пробормотал я, насыпая в ее миску сухой корм. — Целый день тебя не кормил, морил голодом.
— Избалованная животина, — фыркнул у меня в голове Фырк, который материализовался на кухонном шкафу. — У Ашота семеро детей, возможно, уже голодных сидят, а эта из-за опоздания ужина на пару часов вселенскую трагедию устраивает!
Я достал из холодильника остатки вчерашнего супа, молча разогрел в кастрюле. Есть совершенно не хотелось, но я знал, что организму после такого дня нужна энергия.
Телефон тихо пискнул — сообщение от Вероники. «Как дела? Увидимся завтра?»
«Все в порядке. Очень сложный день. Конечно, увидимся,» — отправил я короткий ответ.
Не хочется сейчас никого видеть. Даже ее. Слишком много всего навалилось. Нужно побыть одному. Переварить.
Я сидел за пустым кухонным столом, механически поедая отличные щи, которые отчего-то стали безвкусными, и снова и снова прокручивал в голове события последних часов.
История с Ашотом не давала покоя. Что-то здесь было фундаментально не так.
Слишком жестоко для простого выбивания долгов. Это была не показательная порка. Это была методичная, хладнокровная попытка убийства. Но зачем? Убить должника — значит никогда не вернуть свои деньги.
Нелогично.
— А может, это вообще не из-за долгов? — неожиданно предположил Фырк, спрыгнув со шкафа мне на плечо. — Может, долг — это просто предлог? А на самом деле твой Ашот что-то знал? Или видел то, чего не должен был?
Возможно. Я мысленно согласился с ним. Это объясняло бы и внезапное требование вернуть всю сумму, и такую показательную жестокость.
Но что, черт возьми, мог знать или видеть простой, честный торговец шаурмой, чтобы за это его приговорили к смерти?
* * *
В это самое время на другом конце города, в прокуренном, шумном баре «У Семеныча», Виктор Крылов методично заливал свое унижение дешевым, вонючим виски.
Бар был из тех заведений, куда приличные люди не заходят даже для того, чтобы спросить дорогу. Облупленные стены, липкий от пролитого пива пол, тяжелый запах пота, табака и безнадеги.
Контингент — соответствующий. Но Крылову было плевать. После сегодняшнего дня его тщательно выстроенная самооценка, его карьера, его профессиональная гордость — все это упало ниже плинтуса.
«Опустил меня,» — мысленно скрежетал он, глядя в мутную жидкость в своем стакане. — «Подмастерье! Мальчишка из провинциальной дыры! А я, Целитель третьего класса, стоял как идиот и смотрел, как он творит чудеса!»
Он залпом опрокинул очередную рюмку. Огненная волна обожгла горло, но не принесла облегчения.
«И ведь провел операцию блестяще,» — продолжал терзать себя Крылов. — «С такой скоростью, с такой точностью… Я бы так не смог. Даже близко.»
Животная, испепеляющая злость боролась с холодным, профессиональным восхищением, и от этой борьбы становилось еще противнее.
«Писать донос Журавлеву? Но что писать? Что Подмастерье оказался на голову талантливее и смелее меня? Что я струсил, а он — нет? Что местное начальство теперь молится на него? Журавлев меня же и выпорет за такую 'работу»."
К его столику, виляя бедрами, подсела женщина неопределенного возраста в вызывающе короткой юбке и с толстым слоем дешевой косметики на лице.
— Скучаешь, милый?
Крылов даже не взглянул на нее. Просто молча кивнул. Достал из кармана несколько мятых купюр, бросил на липкий стол.
— Пошли.
Они вышли из бара и растворились в темной, грязной подворотне. Виктор Крылов, подающий надежды Целитель третьего класса из Владимира и никому неизвестная проститутка из Мурома.
* * *
Утренняя пятиминутка в ординаторской хирургии началась для меня как обычно.
Пока я щелкал мышкой компьютера, проверяя пациентов, Шаповалов стоял у белой маркерной доски, методично разбирая план на день.
Ординаторы сидели полукругом. Величко, Фролов и Борисова делали вид, что усердно записывают, хотя Фролов откровенно клевал носом после ночного дежурства.
Славик, наоборот, сидел прямо, как аршин проглотил, и ловил каждое слово.
Крылов демонстративно скучал, давая понять, что вся эта провинциальная рутина ниже его уровня. Выглядел он неважно. Похоже вчерашний вечер у него чересчур удался.
Я поморщился
— Итак, коллеги, — закончив с плановыми операциями, Шаповалов повесил на магнитную доску рентгеновский снимок. — Последний пункт. Мужчина сорока двух лет. Жалобы на периодические, тупые боли в правом подреберье, усиливающиеся после приема жирной пищи. УЗИ показало… что бы вы думали?
Он обвел взглядом аудиторию и, словно давая шанс реабилитироваться, остановился на Крылове.
— Виктор Альбертович? Ваше мнение?
Ага, дает ему спасательный круг. Простой, классический случай, чтобы тот мог блеснуть эрудицией и немного восстановить лицо после