Империя Машин: Пограничье - Кирилл Кянганен
Александр скулил словно пес. Кидался на обитую подковами дверь и скребся, сдирая себе ногти. Ее крик! «Назови имя! – требовал незнакомый голос. Она назвала его имя… И…» Часы беспорядочно тикали, и он плакал, навзрыд взывал к Богам. Но они не вняли его молитвам. Никто не слышал его воплей. Казалось вся его жизнь застыла в моменте бессилия и отчаяния. «Нет! Нет, нет, нет!» – то был крик заблудившегося, обезумевшего человека. «А ты, – Александр в ярости приподнялся, – отнял последнее, что у меня осталось: воспоминания… о ней. Последний самопортрет. Смысл всей моей жизни. Она не дала мне погибнуть, спасла мою душу от бездны, а ты… бесовское отродье. Какое ты имеешь право решать?!». «Ты ведь забирал жизнь» – спокойно ответил Неизвестный, и что-то мертвое, постороннее живому миру, бродило в его взгляде. Безликое и устрашающее. «Странник…» – испуганно прошептал Александр. Метка Неизвестного волнообразно сияла. «Боги первыми же распинали судей, когда узнавали о земных грехах!». «Твой голос… в нем нет сожаления. Одна из моих способностей – воспринимать яркие эмоции других, но, когда я заглядываю к тебе в душу, то вместо чувств вижу застекленевший лед». Александр припадочно рассмеялся: «Клейма извращают людей. И все вы видите лишь собственное отражение!» – выкрикнул он, придавливая сильнее рваную рану на боку, чтобы остановить утекающую рекой жизнь. «Как бы не так» – вздохнул Неизвестный. «Да не нужно мне проклятое доверие! Подавись им, чокнутый освободитель! Вы все сошли с ума! Мир перевернулся, мир наизнанку. И преступники в одеяниях судей».
«Возможно ты не заслужил прощения?» – пробормотал себе под нос Неизвестный. Он развернулся и ушел. Он не увидел того, как после Сэвелл пытал Александра, как добивался признания собственной никчемности, как повторял, что «боли самой по себе – недостаточно, чтобы усвоить наказание».
Сползая на пол, прокурор увидел, как из плаща Неизвестного выпала скомканная бумажка. Он подполз к ней на коленях и аккуратно развернул. На него смотрели фиолетовые глаза Сирены. «Мои фиалковые глазки…» – это все, что он имел, что носил под сердцем и вместо сердца. Он разорвал изображение, и, прижав к груди запел ее колыбельную. Несчастное создание вернуло смысл своего существования. И в своем неизбывном страдании, кто определит: был ли он прав или виноват? И когда? Александр слишком долго находился один в окружении чудовищ. Боролся, противостоял им. Они его сломили, пронзив и пропитав своей кровью душу. «Мне… не хватило сил… справиться – прошептал Александр, – Сирена… Чужак открыл мне глаза на зверства, кои я натворил после твоей смерти. Обуянный гневом, я так и не смог организовать похороны нашей общей души. Ты – была моей частичкой, что держала на плаву человека».
Когда токсин рассосался, в зал нагрянули солдаты во главе с Хэльтом. Две трети помещения представляли пепелище. Александр лежал в луже крови. С простреленным виском. В уголках поблекших глаз досыхали мокрые пятна.
Хэльт объявил смену караула и, когда стражники ушли, бросился на колени, оплакивая любимого.
– Предлагаю навестить дворцовый погреб, – проговорил один из солдат, – ключи у тебя?
– Что ж, мы проиграли – можно и напиться, – поддержал тему Верон.
– Тише ты, дождемся указа из столицы. А пока – оповести пограничников – пусть вывешивают белый флаг.
Глава – 29 —
Метка позволяла Неизвестному видеть мир глазами другого. Но, то, что он обнаружил, заглянув в глаза палача, судьи и тирана сбило уверенности. Он увидел обманутую личность, полную отчаяния, боли, гнева и ненависти. Брошенную на произвол судьбы и шипы тяжких испытаний. Именно в том лагере и родился прокурор, и, быть может, Александр прав, что то место породило немало чудовищ. Клеймо открыло истинное лицо душегуба. Маленького мальчонки, изувеченного и извращенного войной. У него не было наставника, кто мог бы указать ему истинный путь, поэтому, чтобы выжить, он продвигался и руководствовался тем, чем умел. Его знания о мире были скудны, а о людях он понимал еще меньше. Нужен был фасад, маска, защищающая расколотое сердце. Однако, кое-что иное не давало покоя Неизвестному. Будучи знакомым с его предысторией, он ощущал, что все равно повторил бы это снова. И, коли понадобится – убил Александра окончательно. Его ужасали собственные чувства. Главный вопрос жизни – может ли то, что человек пережил, перечеркнуть сотворенное? Что является определяющим – переживание или поступок? Субъективная оценка и личная трагедия, или же – моральный принцип, не зависимый от чьей-либо воли?
Для себя он решил. Так казалось. Но Неизвестный не был убежден в верности собственного вывода. Возможно, многие бы одобрили его, но достаточно ли этого для того чтобы быть правым в последней инстанции? Перед ликами Богов? Может ли быть кто-то окончательно и бесповоротно виновен? Неисправим? Или справедливость – это изощренный способ избавляться от тех, кто на нас непохож? И все люди в этом нравственном безумии разыгрывают роли мелких божков? А он – Неизвестный, лишь часть из них, марионетка «здравого» чувства? «По крайней мере, ты осознаешь дилемму» – раздался из глубин голос Альфредо.
Клеймо трижды выпутало его из плена, но был ли он свободен после? Он ощущал, что вместе с голодом в нем постепенно возникала инородная, страшная жажда, которую не могла утолить никакая пища. И он бы соврал себе, если не признал, что получил моральное удовлетворение от поражения Александра. «Неужели я превращаюсь в чудовище?». Сама эта идея рушила все представления о себе и выбивала из-под ног землю. Он не мог справиться с испытываемым наслаждением и облегчением. Мысли о крови, образы резни, повторяющееся эхо одиночного выстрела… Они навязчиво проникали в воспалившийся мозг. «Это чертова метка!» – вскричал он в пустоту, но стены дворца мгновенно проглотили звуки. Он поймал себя на мысли, что, имей возможность, готов был разделаться с прокурором. И, что именно его действия склонили последнего к самоубийству. Он не запачкал руки, остался «чист» от угрызений совести. Последний удар совершили за него. И, это переживание разрушило остов, на котором он выстроил свою сознательную жизнь. Он не хотел сражаться с прокурором, но, задавленный обстоятельствами, принял бой и нанес решающий удар. Он видел его страдания, боль, которую тот пронес сквозь десятилетия, но не смог взять под контроль собственный, сиюминутный импульс. И это его пугало. Неизвестный больше не знал кто он, откуда, и почему совершает эти странные, абсурдные «подвиги». Или изначально его моральный мотив был лишь прикрытием? Неужели все заблуждались на его счет? Неужели он сам – тотальный обман, и грандиозная фикция? Он не мог смириться с этим фактом. Казалось, испытываемые чувства были неопровержимым доказательством… «Чего? Вины? Ты остановил диктатора! Отвлекись! Работа не окончена!».
Неизвестный окинул трон Александра прощальным взглядом и направился к механическому лифту. На столе он нашел полезные сведения. Приглашение на банкет в Темплстере, личное дело Сэвелла, и… печать, складывающаяся в медальон. Судя по бумагам Александр следил за расследованием на некоем Корме – одной из провинций Севергарда, но Неизвестный не слышал об этом месте. Более того, его
