Десять тысяч дней осени - Александр Мендыбаев
— Ай-ай-ай, — Закир зацокал языком, — пришел в мой дом. Уронил сервиз. Ну что ты за человек такой, доктор? — Закир беззлобно улыбался. Алмаз, не зная, как скрыть предательскую дрожь, комком бросил нават в десертницу, хлебнув еще чая.
Закир молчал и Алмаз молчал. Сделав небольшой глоток, Закир заговорил.
— А я тебе скажу, доктор. Всю правду скажу. Тебе не пленный нужен. Тебе правда нужна. Знаешь какая? В драндулете своем старом ты что-то ценное прятал. Очень ценное. Не хлорка это. Даже не батарейки-аккумуляторы. Такое ценное, что тебя не остановило сюда притащиться, хотя прекрасно знаю, как ты меня боишься и ненавидишь, — Закир засмеялся неприятным трескучим козлиным смехом, — только не учел ты одного, доктор. Пленник твой — не простой мародер. Наши его так отделали, мало не показалось. И сам он весь раненный, перераненный. Даже швы есть. А что это значит? А значит это то, что в городе готовится какая-то пакость. Вот эти все, ублюдки, что в сады шастают да кур воруют, они нам не большая помеха. Только развелось их слишком много и огрызаться стали. Там сторожа зарезали, тут в патрульного пальнули. Порядка нет, Алмазик. Порядка! Весь город стонет, что еды нет совсем. А почему ее нет? Да потому что работать не хотят. Все дядя Закир сделает, все за них решит. Ну что мне, рабство что ли тут организовать? Кто за скотиной уследит? Кто землю пахать будет? Вот, — Алмаз обвел рукой вокруг себя, — земля тут щедрая, работай. Тут не то что наш вонючий городок, тут Алматы, Нью-Йорк прокормить можно. Нет же. Все хотят грабить, нападать. Слышал, как апашку из окна выбросили? За какое-то сраное варенье. До чего дошли.
Алмаз помотал головой.
— Что гривой машешь. Или я не прав?
— Люди не за то бунтуют. Слишком часто Артықу жертвы таска…
Закир ударил кулаком по столу с такой силой, что отлетела прочь и покатилась по мраморному полу крышка серебристого чайника. Алмаз невольно вздрогнул.
— Ах, вот как они заговорили. Жертвы. Закир — палач. Кровопийца, — рассвирепев, Закир уже не подбирал выражения и интонацию, от злобы его глаза стали совсем желтыми, от ярости он рычал и задыхался.
— Не я! Не я выдумал весь этот кошмар! А теперь вот — ни жены, ни сына. Заживо сгорели в чертовой машине. Я выжил. Только зачем? Я тебя спрашиваю, заче-е-ем! — Закир поднял глаза к небу и погрозил кому-то пальцем. Посмотрев на Алмаза, продолжил.
— В этом бардаке мы бы сожрали друг друга в первые недели. Я, именно я собрал людей. Я навел порядок. Я защитил город от мародеров. Что мне с ней делать? Как быть? Ты скажи? Она… она приходит и тащит. Ночью. Когда все спят. Матерей. Беременных. Влюбленных. Всех без разбора. Ты видел тела? Видел их лица? Что она с ними делает?..
Подбежал охранник, молча протянул Закиру кружку с водой. Выпив почти всю, Закир крякнул и стал говорить спокойным, вкрадчивым голосом.
— Ты вкусно ешь, сладко спишь. А мои люди по городу ходят ночью. Думаешь — не боятся? Мародеры совсем озверели. А у меня на патруль по три ствола. И то самых паскудных. А что до жертв — то вы с Шарой даже не заикайтесь мне тут. Пойдешь к ней туда, в кресло? А Шара твоя пойдет? Вот, глазки прячешь, рот на замочек. Потому что знаешь — не притащу я жертву, вползет к любому в квартиру и утащит, чтобы тело истерзанное через недельку-другую подбросить.
Закир постепенно взял себя в руки.
— И к этим… жертвам… — Закир хотел сказать что-то еще, но передумал, — вы с Шарой тут не отвертитесь. У вас руки по локоть в крови… — Закир погрозил Алмазу пальцем, — ты, доктор, ценен для нас, пока лечишь! И слушаешься. Вот чего ты возмущаться стал, когда мои ребятки тебе пациента принесли? Что ты ему для отвода глаз укол сделать не мог?
— Не умею… лечить… для отвода глаз…
Закир поднялся и облокотился на низкий стол.
— А, надо. Надо, понимаешь⁈ Надо людям показать, что у меня везде контроль и забота. В дисциплине вся сила. Только так выжить получится.
Алмаз невольно усмехнулся, отвернувшись тихо спросил.
— Сколько нам еще так выживать? Десять лет? Двадцать?
— А это, пока я жив. Как крякну, так и начнется — мародеры растащат город, а родственники жертв вырежут всех солдат из мести. Тебя тоже, доктор, вырежут. Знают, что я тебе покровительствовал. Никакие бинты и микстуры не спасут. Народ, когда звереет, о последствиях не думает. Потом, через пару недель, кто-нибудь может и скажет, что понапрасну доктора замочили. Да поздно уже.
Допив чай, Закир хлопнул в ладоши.
— Будет тебе пленный. Выпотрошим сейчас из него, что там он у тебя такого ценного стырил. А вот и он, — Закир недобро улыбнулся. Алмаз резко повернул голову, хрустнули шейные позвонки. Два дюжих бугая держали за руки свежеизбитого мужчину. Его лицо затекло и опухло. Из носа до сих пор сочилась кровь. Это был не Дархан.
Закир подошел к пленнику вплотную. Похлопал по щеке. Последний шлепок был такой силы, что больше походил на порядочную плюху. Ласковым лисьим голосом Закир спросил:
— Ну что скажешь в свое оправдание?
С трудом подняв на Закира глаза, пленник, едва разлепляя губы, сурово проговорил:
— По… пошел ты…
Чудовищной силы удар заставил мужчину согнуться и потерять сознание. Закир, спросив воды, плеснул ему полную кружку в лицо. Похлопав по щекам, заметил, как с трудом открылся затекший правый глаз.
— Ну… сам расскажешь или пассатижи принести?
— Что… говорить?.., — пленник говорил неразборчиво, больше булькал, Алмаз с трудом понимал его, — Еды нет, лекарств нет. Сестра моя от голода еле ноги волочит. Вот, заболела. А врачи наши, — Алмазу на секунду показалось, что пленный посмотрел на него с презрением, — у них и таблетки не допросишься. Варенье… с чаем хотел сестре…
Закир поморщился.
— Какой чай, какое варенье?
Охранник тут же встрял в разговор.
— Они бабку с пятого этажа выбросили…
Закир в недоумении посмотрел на пленного, потом на охранника, затем на другого. Пленный, едва шевеля губами, продолжил.
— Убивать не хотели… Принесли ей вафельницу, ножи, столовые приборы… Все, что было.
