СФСР - Алексей Небоходов
Аркадий остался сидеть в кресле неподвижно, не поднимая головы. В глубине сознания медленно зрело понимание: тьма не снаружи – она внутри. Она растекалась по стенам, предметам, памяти. Теперь её нельзя было определить светом или его отсутствием. Она просто была – неизменной и неумолимой.
Время не шло, минуты сливались в густую тишину. За окном шумел город – далёкий, чужой, будто уже не принадлежавший ему. Машины, шаги, обрывки разговоров – всё проходило мимо, словно воспоминания о чём—то неважном.
Ладогин чувствовал: прежний мир закончился не только внешне, но и внутри него. Всё, что казалось стабильным, понятным и спасительным, стало пустой оболочкой. Иллюзии рассыпались. Друзья оказались пустышками. Привычные слова утратили смысл.
Оставалась необходимость выбора. Продолжать молчать, стать частью безликой толпы, наблюдая, как мир гниёт, – или вырваться. Сделать хоть один шаг, доказывающий, что он ещё жив и не сдался.
Эта мысль не приносила облегчения. Она давила и требовала, росла внутри неизбежностью. Аркадий понимал: следующего раза может не быть. Ещё один вечер молчания, и он станет окончательно пустым и чужим самому себе.
Он не включал свет. Оставался в темноте, словно на исповеди, чувствуя, как внутри всё ломается и перемалывается. Выбора больше не было – дорога осталась одна. А всё, что было раньше, останется по ту сторону, где люди ещё верили, что можно жить, не выбирая.
Глава 6
Прошла неделя с момента вступления закона в силу. Катастроф не случилось: дома стояли на прежних местах, маршрутки тормозили на знакомых остановках, вывески аптек мигали зелёными крестами. Город жил, работал и дышал, но чем—то другим, словно изменился состав воздуха и тех, кто им дышал.
Аркадий вышел на улицу чуть позже обычного. Над Первопрестольском нависло мутное небо, словно слегка потёртое ластиком. Холод был навязчивым, на грани неприятного. Воздух казался густым, с металлическим привкусом, словно сам город порождал такую погоду, подходящую его нынешнему облику.
Улица встретила его безразличием. Прошёл мужчина с папкой, за ним – женщина в светлом пальто. Никто не смотрел по сторонам. Всё замедлилось, и люди двигались, как актёры спектакля, давно забывшие смысл своих ролей.
На углу стояла деревянная конструкция – плаха. Не новостройка, не реклама, просто часть нового ландшафта. К ней была привязана женщина в разорванной одежде, едва прикрывавшей грудь и бёдра. Лицо её было спокойно, глаза пусты. Несколько прохожих, не скрывая интереса, подходили ближе и без всякого стеснения трогали её за промежность, за грудь, за живот. Женщина не реагировала. Ни взгляда, ни жеста, ни вздоха. Словно её уже не было, словно осталась только оболочка, вросшая в дерево и ставшая частью улицы. Глаза смотрели вперёд, в никуда, без мольбы и без вызова. Словно в ней что—то замерло, но не исчезло. Просто стало неподвижным.
Мимо проходили люди, мужчина поправлял рукав, девушка смотрела в телефон. Никто не оборачивался. Плахи перестали удивлять, стали обычными, как урны, таблички или скамейки. Их уже не замечали, и это было признанием.
Аркадий замедлил шаг, но не остановился. Внутренняя тревога вспыхнула и быстро угасла. Он пошёл дальше к министерскому комплексу, где предстояло провести несколько часов.
По дороге он заметил ещё одну плаху. Возле неё стояла молодая женщина с опущенными плечами, будто уставшая от самого своего существования здесь. Слегка наклонённая вперёд, она выглядела человеком, слишком ясно осознавшим происходящее.
Вокруг не было беспокойства. Люди шли своим путём, машины двигались ровно и предсказуемо. Городу не нужно было привыкать – он просто перестроился, будто давно этого ждал.
Над одной из дверей висела табличка: «Регистрация и проверка». Сквозь стекло виднелись фигуры. Очередей не было: процесс шёл гладко, ровно, но с той пугающей упорядоченностью, когда системе уже не нужны объяснения.
На перекрёстке Аркадий остановился, ожидая зелёного света. Рядом стояла пара – мужчина и женщина примерно его возраста. Мужчина говорил тихим голосом, а женщина слушала без выражения, с ухоженным и красивым лицом, лишённым эмоций. Когда загорелся сигнал, они перешли дорогу, не меняя скорости. Их движения казались заранее отрепетированными.
Аркадий понимал, что Первопрестольск живёт размеренно, по расписанию, но слишком жёстко, почти агрессивно, будто жизнь стала инструментом принуждения. Под этим спокойствием скрывалась другая, невидимая реальность, напряжённая до предела. Словно город дышал теперь не воздухом, а приказами или страхом.
Он прошёл аллеей с плафонами тёплого света. На скамейках сидели люди: кто—то читал, кто—то смотрел вперёд. Молодые парни беззвучно разговаривали, двигались губы, но звуков не было слышно. Отсутствовали смех, музыка и телефонные разговоры. Всё было лишено эмоций.
Неподалёку – ещё одна плаха. Аркадий больше не удивлялся. Женщина, привязанная к ней, закрыла глаза, отгородившись от происходящего внутренней тишиной. В её выражении читалась пустота, непроницаемая и неподвижная, недоступная пониманию Аркадия.
Проходя мимо, он услышал чьи—то слова:
– У неё третья степень. Сегодня заберут.
Третья степень означала окончательную потерю прав: женщина официально признавалась вне гражданской структуры и подлежала немедленному изъятию. Это была последняя отметка в цифровом протоколе, исключающая обсуждения и отсрочки. После неё наступала «переводка» – этап, о котором говорили вполголоса, предпочитая не задавать лишних вопросов.
Мужчина в сером пальто произнёс эти слова спокойно и ровно, даже не сбавляя шага, словно говорил о погоде. Ни намёка на угрозу или драму.
Время продолжало двигаться, а вместе с ним жил и город. Только прежнюю «жизнь» заменили распорядок, адаптация и выполнение инструкций.
Аркадий свернул к мосту. Внизу текла тусклая и спокойная Квача. Вода двигалась равномерно, бесшумно, без лодок и волнений, отражая лишь серое небо и чёрные опоры моста, уходящие вдаль, словно следы навсегда ушедшего времени. Ладогин остановился у перил, глядя вниз. Откровений не последовало – только отчётливое ощущение, что прежний город исчез. Не физически, а просто ускользнул из реальности, оставив на своём месте точную копию с иным содержанием.
Вдалеке на перекрёстке остановилась служебная машина, из которой вышли двое мужчин в форме. Один из них держал стандартное устройство для сканирования – плоское и серое, как всё вокруг. Аркадий видел, как они подошли к женщине, коротко что—то сказали и проверили её запястье. После обмена фразами женщина спокойно последовала за ними, словно давно ожидала этого. Прохожие так и не обращали внимания: никто не остановился, не вмешался, не спросил. Всё происходило в рамках нового порядка, превратившего такие сцены в повседневность.
Аркадий ощутил, как внутри зашевелилось что—то острое: то ли гнев, то ли ужас, но чувство быстро угасло, растворившись в привычке. Он развернулся и пошёл обратно. Мир не рухнул – он просто изменился.
