Влюбленная, обреченная, заговоренная - И. Б. Циммерманн
– Хахаки… Эм…
– Метелочные боги очень редкие!
– Точно… Метелочные боги. Может, еще коврик? – пришла в отчаяние Мона.
– О, коврик у меня для тебя найдется! – в восторге воскликнул старик и взволнованно хлопнул в ладоши. Прежде чем Мона успела еще что-то сказать, он юркнул в смежную кладовку и чем-то там загремел.
Наверное, стоило просто уйти. Уже не в первый раз он о ней забывал и возвращался лишь через несколько часов. Однако она осталась стоять, словно парализованная, и чесала головку снова задремавшей Тиффи. Та крепко присосалась к свитеру Моны, и мокрая демоническая слюна потихоньку начинала просачиваться сквозь ткань. Свою последнюю соску малышка, к сожалению, слопала.
Мона услышала приглушенное ругательство, потом смех, и, к ее удивлению, профессор Копролит с грохотом выбежал обратно. Тощей рукой он обхватывал зажатую под мышкой свернутую циновку. Потом быстро встал возле Моны и развернул соломенный коврик, из-за чего ведьма испуганно отпрянула. Перед ней закружилась пыль. Кто-то закашлялся.
– А-а-а-а, поистине великолепный экземпляр, несмотря на проеденные мышами дыры!
Но пока профессор говорил, кашель продолжался. Только сейчас Мона сообразила, что пыльный кашель исходил от самого татами.
– Позволь представить – Боро Боро Тон, – гордо объявил профессор и указал на слегка извивающийся коврик. Затрещала связанная солома.
– Дай мне поспать, старик! – Описать словами голос татами, японской циновки из рисовой соломы, не представлялось возможным. Он звучал именно так, как представляешь себе рисовую солому. Оттенок голоса, который обретал смысл, когда впервые его слышишь. Мону это настолько потрясло, что ее обычное вопросительное «Эм» свелось до какого-то совершенно непонятного звука.
– Ты не видел метлу, старый друг? – поинтересовался профессор.
– Отстань от меня с этим вонючим пучком хвороста. Он вечно все заметал под меня, жалкий ублюдок, вонючка!
– Я все слышал! – раздался громкий возглас из угла комнаты.
Началось настоящее безумие. Внезапно Мона оказалась между седым профессором в дурацких тапочках, извивающейся рисовой циновкой и классической метлой, которая с шумом выскочила из стойки с совками, швабрами и чистящими средствами. В отличие от профессора Копролита у коврика и метлы было только по одному глазу. Между ними разгорелась словесная баталия на японском языке, и эти два представителя домашней утвари наверняка вцепились бы друг другу в глотки, будь у них что-то вроде шей или хотя бы рук.
– Знаешь, Мона. Любой предмет может стать домом для ёкая, – начал профессор Копролит, который присоединился к Моне и с любопытством наблюдал за дебоширами.
– Я-я… да, я помню, что читала об этом, но… – она смирилась с ситуацией и оторвала взгляд от Боро Боро Тона и Хахаки-гами. – Профессор, я говорю о ночном ёкае. О духе в обличье животного. Ребенке.
Внезапно воцарилась тишина. Метла и коврик, судя по всему, повернулись к ней.
– Нет, правда? – прошуршал демон-татами.
– Надо же, надо же, надо же, – подняла пыль демоническая метла.
– Эм… это… речь о малыше. Малыш-гибрид свиньи и горного льва.
Повозившись с переноской, она слегка наклонилась вперед. Тиффи дремала у нее на груди, ровно дыша, и коврик протяжно выдохнул:
– О-о-о-о-оу-у-у-у.
– Она хорошо пьет алкоголь, много спит и играет, но… Не знаю, может, я упускаю или не замечаю что-то важное.
Почему она обсуждала с кухонной утварью воспитание младенцев? Мона была совершенно выбита из колеи. Однако «ёкай» – это просто собирательное понятие, а не название родственных типов монстров. Тем не менее духи, которые вселялись в предметы, в большинстве случаев были древними и много всего повидали.
Метла глотнула воздуха, по крайней мере, так это выглядело – облачко пыли метнулось в ее сторону, и она издала этот взволнованный звук, совсем как Борис, когда ему приходилось дышать, чтобы говорить.
– Питаться, спать, играть. По-моему, все правильно. Вид у нее здоровый!
– Эм… и больше ничего?
– Сначала научить говорить, потом научить жизненным мудростям и лишь после этого – колдовать.
– Конечно, ясно. Я-я… – начала заикаться Мона, но коврик ее перебил.
– Через пару лет ей тоже захочется иметь две ноги, тогда она уже будет уметь говорить, и ты сможешь объяснить ей, как сделать себе такие же ноги, как у тебя.
– Разве у вас, людей, нет таких книг? Как там они назывались? Руководства для родителей? Помнится, видела такие в доме моей последней хозяйки, – задумчиво заявила метла.
– Не особо много от них толку, если учесть, как часто ее ребенка тошнило мне на солому. – Демон-татами изобразил звук рвоты.
– Ах, а как ты думаешь, кому приходилось это убирать? Хм-м-м-м?
– Вот только не надо мне тут, на тебе не сидела по полдня толстая задница!
– Блевотина! У меня все лицо было в блевотине!
– Спасибо, – поспешила выпалить Мона, но ее заглушила вновь разразившаяся ссора. А поскольку профессор тоже уже мысленно погрузился в изучение картин у себя на столе, она быстро выскользнула в коридор, не прощаясь.
Смартфон издал тихий сигнал, и Мона, словно в трансе, выудила его из кармана. Видимо, Бальтазар уже стоял перед музеем.
Она вышла через заднюю дверь и теперь осторожно пробиралась по густым остаткам снега. А так как ее взгляд был целиком сосредоточен на земле и она крепко прижимала к себе Тиффи, то букет цветов в руках Бальтазара заметила, только когда остановилась прямо перед ним.
– Эм…
– Поздравляю с днем рождения, милая!
Ведьма изумленно ахнула.
– О-откуда ты знаешь?.. – пролепетала она и тут же понюхала протянутые ей черные розы. От них слегка пахло шоколадом, и, лишь присмотревшись повнимательнее, Мона заметила, что на самом деле это цветы из какао.
– Все это написано в наших брачных документах.
– О-о-о…
– Не волнуйся, я никому не сказал и подумал, что, раз ты сама об этом не упоминаешь… ну.
– Спасибо тебе, – пробормотала Мона и робко улыбнулась. Он подался вперед, чтобы нежно ее поцеловать, и Тиффи сразу же заявила о себе.
– Хрю?
– А для тебя у меня есть шоколадные конфеты с водкой. Только больше не есть вместе с коробкой, ладно? – Он и Тиффи поцеловал в лоб, и она тут же радостно замахала передними лапками.
– Как все прошло? – тихо спросила Мона, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем она. Ей хотелось как можно скорее перевести тему с невыносимого дня рождения в канун Рождества.
– Адский круг нам поможет, Дита пышет энтузиазмом, даже Решеф приложит все усилия, и Мин тоже в деле. Они наведут справки среди высших чинов, потому что у Носдорфов, вероятно, были могущественные помощники.
– Звучит ужасно. – Мона взяла свой шоколадный букет и передала Тиффи Бальтазару.
Его непроницаемо-черная машина потеряла часть своей мрачной ауры, с тех пор как на заднем
