Влюбленная, обреченная, заговоренная - И. Б. Циммерманн
– А это вообще необходимо? Я разбираюсь в смертельных проклятиях, и юный принц кажется мне довольно… мертвым, – заявила трехметровая фигура из глины, дерева и камня. Богато украшенный предмет декора с лицом сокола должен был напоминать Гора.
– Думаю, нет, но, пожалуйста, не выдавай меня. Иначе я лишусь работы.
– О, упаси Ра, я тоже не заинтересован в том, чтобы снова стоять на пыльном складе.
Птичье лицо грубо вырезанной статуи вышло весьма удачно, но из-за него взгляд проклятого артефакта всегда казался сердитым. На макушке у него сидел высокий округлый головной убор в форме кегли, а маленькое туловище резко переходило в две похожие на ходули ноги. Проклятую декорацию создали по образцу статуи Гора в храме Идфу. Ее голос звучал низко и глухо – довольно ожидаемо от частично деревянной статуи без внутренней обшивки.
Мона обменялась с реликвией долгим сочувственным взглядом. Глаза сокола были сделаны из стекла и хрусталя и на самом деле принадлежали бюсту древнеегипетской царицы. Как это часто случается с блестящими сокровищами, их украли. Так что своим существованием статуя была обязана наложенному на гробницу проклятию и отчаявшимся ворам, которые в конце концов вновь вставили всевидящие очи в древний артефакт, чтобы избавиться от проклятия. Для этого они проникли на склад, но нашли только копию, в результате чего проклятие – которое не смогло решить, как действовать в такой ситуации, – зажило собственной жизнью. Именно за это Мона и любила свою работу. Здесь ее окружали повседневные чудеса. Хотя… ей бы хотелось по-настоящему заняться исследованиями. В реальности область искусства проклятий оказалась гораздо увлекательнее, и она злилась на себя саму за то, что училась как сонная муха.
– Скучно будет на праздниках, – сказала статуя и подозрительно застонала, выпрямляясь. Моне на плечи осыпалось немного известняка и напомнило о том, что снаружи ее ждала метель. Вздохнув, она стряхнула белую пыль с черного свитера.
– Борис запланировал что-то с римлянами из группы а капелла, ты тоже приглашен. Я передам Бербель, чтобы она за тобой зашла, о’кей? Это будет не празднование Рождества, а скорее фестиваль традиций всего мира, ведь у каждой культуры в это время года были свои особенные обычаи.
– Потрясающе. С огромным удовольствием. А… а танцы будут? – полюбопытствовал монумент, и Мона на мгновение в шоке уставилась на него. Она даже представлять себе не хотела, какие разрушения это принесет… музею или самой реликвии.
– Эм… конечно, но, пожалуйста, будь осторожен.
– Ну, как-то же я выдержал последние несколько десятков лет, не волнуйся, ведьма!
– Тогда ладно.
На самом деле, статуя Гора была настоящим гвоздем египетской выставки: ее опыт, ее история… но Мона не могла винить ее за то, что в часы работы музея она снова превращалась в камень, чтобы ее никто не беспокоил. Кроме Моны, Бориса, Бена и Бербель, никто не знал о ее существовании. Проклятые реликвии не имели личных прав. Пока не имели. В новом году Мона с друзьями планировала устроить первую демонстрацию против такой дискриминации и уже готовила исследование, которое основывалось на ее опыте работы в музее, чтобы эффективнее бороться с этой несправедливостью.
– По-моему, этот узел выглядит неправильно, – заметила статуя, и Мона раздраженно выругалась. Магические техники вязания узлов довели бы до слез даже бывалых моряков, настолько сложны были их узоры. Она быстро попыталась исправить абстрактное плетение.
В области ее груди послышалось тихое хрюканье. Тиффи, очевидно, проснулась и заворочалась в своем черном слинге, чтобы выглянуть наружу.
– Ну что, золотко мое?
– Хрю!
– Сейчас дам тебе что-нибудь поесть. Но сначала мне нужно к профессору, а потом за нами приедет папа, да?
Мурлыканье сообщило Моне, что ее малышка еще не до конца проснулась и у нее есть небольшая фора, прежде чем поросенок ускачет искать ужин в мусорном баке. Помимо алкоголя, ее любимым лакомством стало битое стекло, что, по крайней мере, избавляло Мону от необходимости выбрасывать использованную стеклянную тару. И тем не менее она переживала, можно ли это считать сбалансированным питанием для растущего младенца. Бальтазар ничего не знал о стекляшках, и теперь Мона надеялась, что, возможно, получит от профессора Копролита какую-нибудь информацию насчет еды для ёкаев, потому что, помимо этого, Тиффи слишком уж часто присасывалась к ее пальцу, напиваясь ведьминской магии, и без этого Мона тоже предпочла бы обойтись. Особенно когда ее в очередной раз будила Тиффи, ищущая еду под ее ночной рубашкой.
– Вот, этого должно хватить. А теперь мне нужно поторапливаться, но, как мы договаривались, я все передам Бербель, хорошо? – обратилась к статуе Мона и выпрямилась.
– Я буду рад, спасибо. Мы снова увидимся только в новом году?
– Точно!
– Тогда с наступающим, как говорят смертные!
Мона криво ухмыльнулась, вспомнила о сломанной ноге сегодняшнего посетителя и поэтому вышла очень опасливо, обращая внимание на таблички «Осторожно, мокрый пол» и излишне крепко держась за перила, пока спускалась в подвал. Хоть бы у профессора еще было время: вместе с окончанием дня приближался сочельник.
* * *
– Это метла?
– Что? – Совершенно сбитая с толку Мона забыла собственный вопрос и наблюдала за суетящимся в мастерской профессором. Сегодня на нем даже была обувь, точнее домашние тапочки, которые явно носились уже не первый год и противно скрипели при скольжении по гладкому полу. На большом деревянном столе громоздились коробки со старыми картинами, которые он как раз разбирал.
Ее вопросительный взгляд эксцентричный профессор, как всегда, истолковал по-своему.
– Красивые картины, я тоже так думаю! Они все отправятся к реставратору, у доктора Фошёз наконец освободилось время. Он лучший в этой области.
– Мхм, – нахмурившись, откликнулась Мона.
– А что насчет твоей метлы?
– Что?
Профессор смотрел на нее огромными глазами, которые увеличивались в несколько раз из-за очков на носу.
– У меня нет метлы.
– Разве ты не сказала что-то про метлу?
– Н-нет. Я спросила, не знаете ли вы подробности о ёкаях.
– А-а-а-а! Ёкаи. Да-да. Японские духи. А ведь у нас здесь даже была одна такая. Возможно, до сих пор где-то и стоит.
Мона испуганно огляделась:
– Что, простите?
– Я не смог отличить ее от остальных, – задумчиво наморщив лоб, Копролит обвел мутными глазами комнату. Потом почесал в затылке, из-за чего пушистые седые волосы закачались в разные стороны. Но когда из шевелюры донеслось возмущенное чириканье, он тут же извинился.
– Профессор? – раздраженно позвала Мона. Каждый визит к якобы знатоку древних магических реликвий больше походил на путешествие в лихорадочный сон.
– Ну, если тебе не нужен Хахаки-гами, то в
