Светлые века - Йен Р. Маклауд
– Почему ты так смотришь? – Она откинула мокрую прядь волос со щеки. – У меня что, морская звезда к спине прилипла?
Я поцеловал ее в холодный лоб.
– Ты прекрасна такая, какая есть. Не нужно притворяться кем-то другим.
– Что ж…
В кои-то веки Сэди не знала, что сказать. Горизонт трепетал узкой полоской света.
Я отправился на поиски своей одежды.
IV
– Доброе утро, гражданин!
В первосменник после возвращения из Солтфлитби я впервые услышал это приветствие – произнесенное непринужденным тоном, без иронии и пафоса, обычно свойственного членам Народного альянса, – когда один рабочий обратился к другому через улицу. Груз моих забот, а с ним и вес моей сумки как будто уменьшились, и я пошел дальше, насвистывая мелодию, название которой забылось, навстречу Черной Люси, Блиссенхоку и всем пустым колонкам свежего выпуска «Новой зари». Возможно, этим летом Третий индустриальный век и впрямь закончится. Никто толком не знал, как происходят подобные изменения, поскольку они случались с интервалом по меньшей мере в столетие, а исторические хроники были невнятными. Ребенком я представлял себе, что вельгильдейцы выглянут из окон, вдохнут утренний воздух и решат, что пришла пора обновить слой краски, покрывающий Англию… Я знал, что Первый индустриальный век начался с казни последнего короля, Второй – с какой-то масштабной и сложной реорганизации гильдий, и что начало Третьего было ознаменовано триумфальной выставкой на Краю Света. Но как? Почему? Даже на страницах «Гилд Таймс», не говоря уже о «Новой заре», не было единого мнения.
– Доброе утро, гражданин!
Здания задрожали. Темза сжалась и выдохнула. Это было лето видений и предзнаменований. На Холме отшельника поселился настоящий отшельник и начал провозглашать конец не только Нынешнего века, но самих времен. Посещаемость церквей возросла, и темнота казалась гуще, если пройти мимо высоких распахнутых дверей, благоухающих новым сортом церемониального вина. Во дворе одного из дворцов великих гильдий некое дерево покрылось молодой листвой впервые за пять веков и тем самым исполнило древнее пророчество. Почти все граждане Истерли подписали огромную петицию, призывающую к переменам и известную как «Двенадцать требований». Сухой гром пророкотал над Кайт-хиллз. Вечера были душными, зловонными и грязными, а газовые фонари только усугубляли накатившую желтую жару. Днем стояло такое пекло, что люди приноровились спать, выходя на улицу по ночам, когда многие лавки оставались открытыми и можно было закупиться. В последнее время цены так выросли, что парадоксальным образом все стали меньше тревожиться из-за денег. На обложке последнего выпуска «Новой зари» было написано «4 пенса или обмен на что-нибудь полезное», и мы с Солом часто возвращались домой со сморщенными кабачками и помятыми сигаретами.
– Итак… – Сол закурил сигару и взмахом руки погасил спичку. Был вечер, и мы сидели в баре, который выставил столики прямиком на Докси-стрит. – Когда ты собираешься рассказать нам все о своих выходных на побережье?
– Да не о чем рассказывать. Тамошний люд очень похож на лондонский, только денег больше и дикция хуже. Они…
Я подумал про Уолкот-хаус – мягкие ковры, высокие потолки и растворяющиеся стены. Буквально на днях в «Гилд Таймс» промелькнуло объявление о свадьбе грандмистрис Сары Элизабет Софины Йорк Пассингтон с вельмастером Адемусом Изамбардом Порреттом из Главной гильдии маляров, которая состоится в Уолкот-хаусе во время так называемого дня святого Стефана. Невинность – вот какое главное впечатление я увез с собой из Уолкот-хауса, вернувшись в Лондон. Эти люди были как дети, и они продолжат танцевать, смеяться, звенеть хрустальными бокалами, даже когда толпа придет выбивать двери…
– Продолжай – и на эту тему нужна статья. Лучше, чем тот странный текст, который ты написал в прошлую сменницу про Белозлату и Нечестивый бунт. Ну честное слово, кто сейчас верит в сказки?
– Я всего лишь хотел сказать, что она тоже была народным вождем, на свой лад. Это было восстание, не так ли? И оно действительно произошло. Она повела свой народ. Она потерпела поражение при Клеркенуэлле.
Сол усмехнулся.
– А ты бывал в Клеркенуэлле?
Конечно, я бывал – мы оба бывали, много раз. Но я так и не нашел того, что искал, главным образом потому, что до сих пор не знал, что это такое. Статуя, монумент? Я заказал еще пива. Горячий ночной ветер дергал пришпиленные к стенам плакаты; призывы приходить на давно прошедшие собрания и митинги – если, конечно, они вообще состоялись. Старые обрывки «Новой зари» или какой-то другой из десятка подобных газет, выходивших в Истерли, весело катились по сточным канавам.
– Слышал про кентских фермеров-фруктовщиков? – спросил Сол. – Они сформировали коллектив. Сами принимают решения. Ожидается рекордный урожай, и тогда они смогут разделить прибыль и вложить ее во что-нибудь. Я знаю, это лишь половина пути к настоящей совместной собственности, но я подумал, что мы сможем к ним присоединиться, как только наступит Новый век. Конечно, нам не нужно много акров. Лишь столько, сколько потребуется мне, Мод и малышу…
Я как раз думал про Стропкоков – Боудли-Смартов, – чьи кислые физиономии все еще казались мне реальными в этом озаренном огнями городе теперь, когда Уолкот-хаус растаял.
– Что ты только что сказал?!
Сол хмыкнул.
– На миг я подумал, что тебя со мной нет, Робби. Мод ждет ребенка… Я стану папашей!
И он захохотал, качая головой.
Тем же летом я как-то раз после обеда отправился на Ярмарку рабочих на Кайт-хиллз. Внизу раскинулся огромный, затянутый дымкой город. Высились шпили и башни. Медленное мигала Халлам-тауэр. И на этих холмах действительно были воздушные змеи[6] – разноцветные флотилии подпрыгивали на горячем ветру и пытались то ли сорваться с привязи, то ли управлять оставшимися внизу людьми, словно марионетками. Один, размером с небольшой сарай, но шелковистый, мерцающий, малиновый, был временно приземлен и собрал толпу зевак.
– Раньше у меня был такой же. Ну, возможно, не настолько большой.
Я повернулся и увидел вышмастера Джорджа.
– Поднять эту штуку в воздух, Робби, было сложнее всего на свете. Змей, конечно, был эфирированным. Как и этот – сам видишь, какие нити.
Воздушный змей с ревом взмыл вверх. Мы и земля как будто исчезли.
– Итак, – сказал он, щурясь, когда
