Арбитр Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

— Чем могу быть полезен? — вежливо поинтересовался я.

Сперанский улыбнулся:

— Мне рассказали, что вы предлагали некий аппарат для быстрой переписки документов. Не могли бы вы подробнее…

Я кивнул и начал объяснять принцип работы гектографа (простейшего копировального устройства), о котором заикнулся в Обществе, мысленно отмечая: «Прогресс пошёл. Но теперь главное — не попасть под колёса».

Ведь если за мной уже начали присматривать такие люди, то рано или поздно кто-то задастся вопросом: «А откуда он всё это знает?»

И тогда мне придётся либо врать ещё изощрённее… либо бежать.

Оба собеседника внимательно слушали мой рассказ о гектографе, временами задавая уточняющие вопросы. Их интерес был не праздным — видно было, что они уже продумывал, как эту технологию можно внедрить в канцеляриях.

— Вы говорите, краска должна быть особого состава? — переспросил Мллер, записывая что-то в блокнот.

— Да, но её можно изготовить и довольно просто. Главное — соблюсти правильные пропорции.

— А срок службы у таких копий?

— Зависит от качества материалов, но даже простые продержатся несколько месяцев.

Сперанский обменялся взглядом с Моллером, и в его глазах мелькнуло что-то вроде одобрения.

— Господин Сперанский сейчас работает над реформой государственного управления, — пояснил адмирал. — И, если ваше изобретение действительно ускорит документооборот, это будет весьма кстати.

Я кивнул, стараясь не показать, как меня насторожило это «кстати». Сперанский снова в деле? Значит, Александр действительно задумал что-то серьёзное.

— Конечно, я готов предоставить вам все свои рабочие наброски. Они вполне проработаны. — Сказал я.

Разговор затянулся. Моллер оказался удивительно подкован в технических вопросах, и я то и дело ловил себя на мысли, что мне приходится сдерживаться, чтобы не выдать знаний, которые в этом времени ещё не должны существовать.

Когда мы наконец закончили, Сперанский вдруг спросил неожиданное:

— Скажите, Александр Сергеевич, а откуда у вас такой широкий кругозор? Вы ведь не инженер по образованию?

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Мои интересы всегда были… разносторонними, — осторожно ответил я. — Да и в Европе сейчас много новых идей. Мы недавно вместе с женой посетили Пруссию, где я увидел много полезного, что не помешало бы и нам внедрять.

— Да, Европа… — Сперанский задумался. — Кстати, а что вы думаете о проектах Фурье?

Я едва не подался назад. Фурье? Социалист-утопист? Откуда Сперанский вообще знает о нём? В тысяча восемьсот девятнадцатом году его труды ещё не были широко известны…

— Я… поверхностно знаком с его концепциями, — медленно сказал я. — Но считаю их преждевременными для России.

Сперанский внимательно посмотрел на меня, затем кивнул:

— Интересная позиция.

Больше он не стал развивать тему, но я понял: он проверял меня.

Возвращаясь домой, я обдумывал эту встречу. Всё складывалось в тревожную картину:

Александр I явно начал менять политику — от охлаждения к Англии до заморозки военных поселений.

Сперанский снова в фаворе — а значит, возможны новые реформы.

За мной начали присматривать — и явно не только из-за технических изобретений.

Значит, моё влияние каким-то образом заметили, но и я попал в поле зрения серьёзных игроков, определяющих внутреннюю политику страны.

Дома меня ждал новый сюрприз. Катенька встретила меня взволнованная:

— Ты представляешь, сегодня ко мне заезжала княгиня Голицына! Говорила, что императрица-мать хочет пригласить нас на чай!

— Мария Фёдоровна? — я остолбенел. — С чего бы это?

— Не знаю, но она упомянула, что её очень заинтересовали мои вышивки…

Я чуть не застонал. Вышивки? Да Катеньку последний раз за пяльцы сажали лет десять назад! Это был явный предлог.

— Когда? — спросил я, стараясь сохранить спокойствие.

— Послезавтра.

Отлично. Значит, у меня есть день, чтобы понять, что за игра началась.

На следующий день я отправился в только что открывшуюся публичную библиотеку — под предлогом поиска технической литературы. На самом деле мне нужно было проверить одну догадку.

Я попросил каталог новых поступлений и… нашёл.

«Путешествие по Северо-Американским Штатам», перевод с французского, тысяча восемьсот девятнадцатый год.

Так. Значит, Александр и правда интересуется Америкой.

Рядом лежала ещё одна книга: «Опыт о законоположении» Бентама — труд, критикующий традиционные монархии.

Я тихо присвистнул. Кто-то явно подкидывает императору «опасное чтение». И, судя по всему, не только я.

Но кто?

Я огляделся. В дальнем углу зала сидел человек в тёмном сюртуке, тоже листающий книгу. Наши взгляды встретились на секунду — и он тут же опустил глаза.

За мной следят. Я медленно вышел, чувствуя, как петля вокруг меня сжимается.

Вечером я получил ещё одно «приглашение» — на этот раз от Аракчеева.

«Александр Сергеевич! Жду вас завтра в одиннадцать утра в Канцелярии. По вопросу новых ружейных образцов».

Я сжёг записку в камине.

Теперь было ясно: игра пошла по-крупному.

И если я не найду способа остаться в тени — следующая «встреча» может быть уже не такой вежливой.

* * *

Середина сентября в Крыму — это нечто потрясающее. Солнце уже не жарит, как летом, а вода в море — тёплая.

Одним словом — бархатный сезон.

Кстати, по одной из версий, словосочетание «бархатный сезон» в моём мире появилось в конце XIX века именно в Крыму. Правда, тогда оно означало не сентябрь, а конец апреля — начало мая. Время, когда Царский двор переезжал из Петербурга на юг и менял зимние меха на бархатные одежды.

В этот раз в Крым прибыла не вся Императорская семья, а только Мария Фёдоровна с Николаем Павловичем.

Но даже без полного двора свита оказалась внушительной. Так что нам с Катей пришлось не только потесниться в своём новом особняке, но и отдать гостевой дом, который мы планировали использовать летом для отдыха наших родителей и младших братьев.

А куда было деваться, если на царских землях стояло всего несколько домиков для будущих строителей, а проекты новых особняков ещё только готовились⁈

Мой Адмирал…

Именно так и с большой буквы я теперь называю своего управляющего. Пусть звучит фамильярно, но Дмитрию Николаевичу это нравится. При таком обращении он даже плечи расправляет и приосанивается — видимо, вспоминает свою службу на флоте.

Так вот, мой Адмирал, узнав о предстоящем нашествии из столицы, чуть белугой не взвыл:

— Где мы столько мебели на всех найдём⁈ — хватался он за голову. — Не на тюфяках же спать семье Императора и всем, кто с ними прибудет!

Пришлось в дело