Арбитр Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

Мы обсудили ещё ряд моментов, касающихся вполне успешной деятельности нашего общества, и уже собрались было расходиться, когда князь удержал меня, чтобы задать вопрос:

— Александр Сергеевич, а вы не знаете, для чего моя матушка уже не первый раз рекомендует мне тщательней заниматься государственными вопросами?

— Их Величество — воистину мудрая женщина! — отозвался я, изображая восторг и почитание, — Крайне настоятельно рекомендую вам прислушаться к её словам со всей старательностью и прилежанием, — поспешно откланялся я, чтобы избежать следующих вопросов.

Глава 11

Признаться, столь раннее отречение князя Константина от престолонаследия меня напрягло. Я уже как-то привык, что грузный корабль Истории слабо реагирует на возню отдельных личностей. Хотя, может я сам себя накручиваю и дело вовсе не во мне, а появлении в этом мире той же магии. Так что — это вовсе не я раздавил бабочку Брэдбери, она сама подохла, может, чуть раньше времени и не в единственном экземпляре.

Признаться, напрягло меня и замечание Великого князя Николая, который не случайно поведал мне о возросшей активности Императрицы — матери и её советах, а заодно и пожаловался, что спокойно жить стало трудно. Чуть ли не каждый день его фотографируют и часто упоминают в газетах.

— Катенька, солнышко, ты же у меня всё знаешь. Подскажи мне, у нашего Императора в последние месяцы никаких изменений заметных не произошло? — спросил я у жены во время утреннего чая.

— Хм, говорили, что он отменил несколько поездок и стал проводить много времени в Троицком соборе, припадая к мощам Сергия Радонежского. Ты находишь это странным?

— А… Нет, конечно. Тут можно сказать, что и я в какой-то степени виноват, не вдруг ответил я супруге.

— Ты?

— Государь раньше много времени и сил тратил на поездки, а теперь у него появился самолёт, и он стал уделять больше внимания церкви, — тут же придумал я объяснение своим расспросам.

— Ещё я слышала, что он собирается ограничиться существующим количеством военных поселений. Говорили, что Аракчеев получил приказ — новых не создавать.

Опс-с… А вот это уже тревожный звоночек. На одном из заседаний нашего Общества, когда речь шла про сокращение численности армии, при её качественном росте, я как раз пренебрежительно высказался про эти поселения, в канве шапкозакидательских настроений нашего генералитета.

Совпадение? Кто знает. Но услышав от Николая про интерес Императора к моим замечаниям, пожалуй, мне больше не стоит высказываться на темы армии и политики государства, а ограничиться частными вопросами — улучшениями связи, пары — тройки видов вооружения и развитием промышленности.

— Надо же… А ведь с военными поселениями — это была его идея. Даже Аракчеев был против, — покачал я головой.

— Но принялся их выполнять с завидной энергией, — возразила Катенька.

— Да, как исполнитель он хорош. И Императора боготворит, — не мог не признать я этого факта.

— Кстати, говорят, государь имел приватный разговор с английским послом, и они вдрызг разругались, — припомнила жена.

— Странно, с чего бы это, — состроил я удивлённую физиономию, и кажется, удачно.

Вроде жена не заподозрила вранья.

А я лишь руки потёр — значит дошёл до Александра мой анонимный подарочек — свод английских законов и две потёртые книжицы со служебными штампами, где и были приведены те таблицы грузов, которые используют для повешения детей.

В газетную статью Император мог не поверить. Оттого пришлось расстараться, чтобы мне за деньги достали оригинальные документы из пригорода Лондона.

Грустно, конечно, но Александр Первый был всегда известен своей проанглийской позицией. Надеюсь, мои старания зря не пропадут и теперь при дворе влияние англичан перестанет быть чересчур заметным.

Катенька, отхлебнув чаю, задумчиво сказала:

— А ещё, говорят, государь велел перевести на русский какие-то французские книги. Не знаю какие, но шепчутся, что про Америку.

Я чуть не поперхнулся. «Неужели… »

— Интересно, — пробормотал я, делая вид, что просто размышляю вслух. — Может, про революцию там или колонии…

— Не знаю. Но, кажется, это не понравилось графу Нессельроде.

— «Ну конечно не понравилось!» — мысленно усмехнулся я. Карл Нессельроде, министр иностранных дел, был ярым сторонником Священного союза и противником любых «опасных идей». Если Александр действительно заинтересовался трудами французских просветителей или, скажем, отчетами о североамериканской республике — это могло означать сдвиг в его взглядах.

Но радоваться было рано.

Через пару дней мне довелось лично убедиться, что перемены в настроениях императора — не выдумки. На одном из вечеров у князя Голицына, где собирались люди самых разных взглядов, я невольно стал свидетелем разговора между двумя сановниками.

— Вы слышали? Государь распорядился пересмотреть условия аренды казённых земель. — Шёпотом сообщил один из них.

— Опять? — вздохнул другой. — Да что с ним происходит? То военные поселения заморозил, то теперь это…

— Говорят, ему донесли, что нынешние порядки разоряют крестьян и они голодают.

Я притворился, что рассматриваю картину на стене, но уши навострил.

— Кто бы мог донести? Аракчеев?

— Нет, тот как раз против. Он сам у себя в имении крестьян голодом морит, выдавая им определённое количество продуктов, и не более того. Слышал, будто бы кто-то подкинул ему расчёты через третьи руки…

«Бинго».

Я медленно отошёл, стараясь не привлекать внимания. Получалось, что мои установки работали. Но теперь главное — не переборщить. Если Александр начнёт слишком резко менять курс, его же окружение может взбунтоваться.

На следующее утро я получил неожиданное приглашение — меня просили явиться в Адмиралтейство для консультации по «техническим вопросам».

— Каким именно? — с виду равнодушно поинтересовался спросил я у курьера.

— Не могу знать, сударь. Но приглашение исходит от вице-адмирала Моллера.

— «От Моллера?» — подумал я, мысленно прищурившись, но в ответ лишь рассеянно кивнул.

Какая интересная фигура на горизонте! Моллер только недавно вернулся из Кадикса, перегнав туда пять линейных кораблей и три фрегата, которые были проданы Испании.

Делать нечего — пришлось ехать.

В кабинете адмирала, помимо него, сидел ещё один человек — высокий, сухопарый, с пронзительным взглядом. Я сразу узнал его: хорошо мне знакомый Михаил Сперанский.

— А, вот и наш знаток новейших технологий! — приветливо сказал Моллер. — Господин Сперанский заинтересовался вашими предложениями по оптимизации канцелярской работы.

Я едва сдержал удивление. Сперанский, некогда блистательный реформатор, сосланный в Нижний Новгород, а теперь снова приближённый к