Былины Окоротья - Егор Андреев

Высокие звуки сплетались с низкими полутонами, скручиваясь, свиваясь змеями, отзываясь в скальной породе под ногами. И с каждым новым гортанным словом, сорвавшимся с уст колдуньи, возле нее становилось все холоднее и темней. Угольно-черные струйки дыма стали появляться и стекать по платью волховуши, ползти по ее босым ступням, срываясь с кончиков пальцев завивающимся потоком. Тяжелый дым, словно грязная вода, быстро заполнил выступ над обрывом, заструился черным водопадом с его края. Сорвавшись вниз, струи разошлись чернильными перекатами среди каменных валунов у подножия холма. Устремились в сторону болота. Всеволод догадывался, куда потекла смоляная река, созданная Врасопряхой. Ее русло пролегло к ловушке духов, оставленной гридями на берегу зареченских трясин, и только боги ведали, что должно будет случиться, когда колдовской поток ее достигнет.

Колдунья продолжала петь.

Как и в прошлые разы, когда Всеволод оказывался невольным свидетелем творимой волошбы, природа по-своему реагировала на чары. Лес на мгновение притих, насторожился, чтобы через минуту зашуметь в слепой безумной панике. С громким хлопаньем крыльев из окрестных кустов поднялись в воздух перепуганные птицы. По поляне, еще недавно служившей пристанищем для беглецов с болот, не разбирая дороги, проскакал олень. Бок о бок с козлом бежала пятнистая рысь, оглашая лес испуганным сиплым рыком. Прыгая вдоль ручья протяжными скачками, хищная кошка и не глянула на возможную добычу. В кронах красных сосен скакали белки, а по земле, под лапами и копытами крупных животных, живым ковром улепетывали создания поменьше: ежи, ящерицы, землеройки, змеи и прочие божьи твари. Все живое стремилось как можно скорей покинуть Ясные боры, спасаясь бегством от черного колдовства.

Только Всеволод остался стоять на месте словно истукан. Он не поддался всеохватывающему страху, накатывающему волнами от висящей в воздухе колдуньи. Воевода хоть и чувствовал исходящие от нее волны, вызывающие ужас, но они не действовали на него так, как раньше. Голова оставалась ясной, ноги не дрожали, а привкус ржавого железа был едва ощутим. Наверное, часто оказываясь под воздействием чар, его организм стал к ним привыкать.

Врасопряха продолжала петь.

Вот только голос волшебницы стал хрипше, тише. Она устала, это было видно с первого взгляда. Плечи кудесницы безвольно опали, струи черного дыма перестали появляться и стекать по ее телу. Обеспокоенно следя за морокуньей, Всеволод не увидел, как болото начало гореть, но вскоре не замечать этого стало невозможно.

Зеленые всполохи вырвались из-под мшистых кочек, пробивая себе путь сквозь тинистые омуты и топи, находя дорогу на поверхность зареченских трясин. Вскоре языки колдовского пламени словно трещины бежали по болоту, ширясь и множась прямо на глазах.

Сливаясь друг с другом в бурные огненные потоки, эти расколы стали поглощать вотчину болотников, расширяясь и пожирая один оставшийся остров за другим. Дыма почти не было, а пекло так, что даже здесь, в полуверсте от топей, кожу на лице стягивало от бушующего в низине жара. Несмотря на ошеломительное зрелище, которое представлял собой горящий кёлёк, взгляд Всеволода был прикован не к нему.

Замолкшая на полувздохе Врасопряха парила в воздухе как неживая. Помня свое обещание, Всеволод не стал входить в колдовской круг, но все-таки не удержался и приблизился. Встал на самом его краю, упершись мысками сапог в угольную черту на камне. Волшебница, висящая, как веретено на пряже, вдруг пошевелилась, выгнулась дугой и закричала тонко, пронзительно. В следующий миг Врасопряха рухнула с двухсаженной высоты вниз, в раскрытый зев обрыва. Всеволод, позабыв любые запреты, бросился вперед с единой мыслью, единым страхом, что он не успеет. Не сможет подхватить ее, и кудесница сорвется в пропасть.

Он успел.

Поймал ее на самом краю скалы, упав на колени и подхватив на вытянутые руки. Порушенные ребра отозвались на это усилие резким прострелом боли, но воевода его даже не заметил. Приподняв волховушу, он, пыхтя от натуги, втащил ее на каменный уступ. Выглядела Врасопряха словно труп: глаза ввалились, кожа туго обтянула скулы, губы выцвели. На виске в еще недавно иссиня-черных волосах струилась седая прядь. Однако Всеволод не спешил паниковать. Ему уже доводилось видеть ее в подобном состоянии. Не раздумывая, окольничий распустил шнурок на лифе платья морокуньи и приложил ухо к груди. Наградой ему стал тихий размеренный стук, пугающий своей слабостью. Бережно уложив голову женщины к себе на колени, воевода отстегнул с пояса флягу и аккуратно побрызгал водой в лицо веды. Веки Врасопряхи дрогнули и затрепетали. Из-под длинных ресниц выглянул поблекший, усталый взгляд. Невозможно передать словами, какое облегчение испытал воевода от этого едва заметного движения век.

– О-ох, – тяжело вздохнула ведьма. Потерянно оглядевшись, она задержала непонимающий, удивленный взгляд на Всеволоде. Облизав сухие губы, Врасопряха слабым голосом спросила: – Где я? И кто ты таков, добрый молодец?

«Она меня не помнит!»

Окольничий почувствовал, как земля уходит из-под ног, а сердце сжимается в страхе, гораздо более сильном, чем перед любым чудищем, виденным им доселе. Смятение, которое испытывал воевода, видимо, отразилось на его лице, потому как волховуша не выдержала и лукаво улыбнулась.

– Ах, Севушка, как же легко тебя провести. Доверчивая ты душа!

Всеволод облегченно выдохнул запертый в легких воздух, вовсе не злясь на Врасопряху за ее проделку. Прижав к себе колдунью, он рассмеялся.

– Тише, тише ты, буян. Раздавишь! – возмущенно пискнула колдунья, но, противореча собственным словам, еще крепче зарылась в объятия мужчины.

Позже они долго сидели на краю уступа, целуясь, обнимаясь и смеясь, словно безумцы, в то время как под холмом медленно обращались в пепел зареченские трясины. Где-то там огонь пожирал опустевшую деревню, Горшную Скорбницу, глубокий кратер с поселившимся в нем ужасом. Очищаемое колдовским пламенем болото медленно превращалось в еще одно темное урочище на карте Окоротья, которое останется в памяти людей как недоброе, гиблое место. Место, которое люди впредь станут избегать, о котором гусельники-сказители сложат пару страшных баек, но со временем… не сразу… через много-много лет о нем все позабудут. По крайней мере, Всеволод и Врасопряха очень на это надеялись.

Княжья воля

Ломкая, обращенная колдовством в стекло трава хрустела под копытами коней. Рассыпалась в мелкое крошево. Шедшие бок о бок Ярка и Рябинка неуверенно переставляли ноги по острым осколкам, испуганно пряли ушами, постоянно озирались. Лошадям не нравилось находиться здесь, в погубленном чарами бору. Их можно было понять. Лес вокруг не вызывал других чувств, кроме тревоги. Привычная пуща растеряла все свое величие и краски, застыв