Былины Окоротья - Егор Андреев
– В таком случае мы с ними сходимся во взглядах, потому как и мне, честно говоря, плевать на Светлый пантеон. А вот что меня интересует – так это твое настоящее имя.
– Ты действительно хочешь его знать? – передразнила его Врасопряха.
– Действительно хочу, – серьезно сказал Всеволод.
– Ну хорошо. – Волховуша отвела взгляд. – Давно, так давно, что я почти уже и не упомню, женщина, усилиями которой я появилась на свет, звала меня Варварой. Недолго, годков пять. До того самого момента, как к нам в деревню пришел седобородый кудесник. Старик ткнул в меня костлявым пальцем и заявил, что я отмечена богами. Дальнейшая судьба девочки, носившей имя Варвара, была предрешена – она отправилась со стариком. Ушла от всех родных учиться колдовать. Не по своей воле. Так на просторах Гальдрики появилась Врасопряха – ведьма с Лысого холма. Вот и все. Банальная и скучная история, неотличимая от сотни других таких же. От каждого ребенка, брошенного в ступу колдовства, ты можешь услышать нечто подобное. Разочарован?
– Вовсе нет. Рад познакомиться с тобою, Варенька. – Всеволод осекся, пораженный влажным блеском глаз кудесницы. – Прости, наверное, я не должен был…
– Нет-нет. Назови меня еще раз так же… так же нежно. Хочу, чтобы ты его не забыл, чтобы хоть кто-то помнил, что на свете была когда-то такая девушка.
– Варенька моя. Голуба.
Окольничий бережно заключил ее в объятия, задержал взгляд в бездне меняющих окрас очей.
– Так вот что означает этот цвет…
– О чем ты?
– Твои глаза. Они становятся аконитовыми при желании ласки.
– Ах, ты об этом. – Врасопряха, к удивлению воеводы, смущенно зарделась. – Нечестно, когда кто-то может догадаться, о чем я сейчас думаю… чего хочу. Но раз уж, Всеволод, ты знаешь…
Колдунья перехватила руку мужчины, которой он поглаживал ее плечо, и переложила его ладонь на то, что, по мнению Врасопряхи, заслуживало большего внимания. Грудь колдуньи была по-девичьи упруга, с темным ореолом вокруг соска, выдававшим в морокунье южные корни.
– Ну же! – тихо, властно прошептала волховуша, и в голосе ее отчетливо звучала мольба и… приказ. – Люби меня, прошу!
Всеволод прильнул к кудеснице. Нежно коснулся губами таинственной ямки у ключицы ведьмы, ее груди, призывно торчащего сосочка. Легонько подув на плоский живот Врасопряхи, Волк заметил, как волоски на коже морокуньи встали дыбом. Сейчас больше всего на свете ему хотелось доставить наслаждение этой женщине, а значит, уместнее всего подойдут спокойные, нежные ласки.
Однако Врасопряха не хотела больше ждать. В нетерпении подавшись ему навстречу, она обхватила бедра воеводы своими стройными ногами. Дыша прерывисто и часто, ведьма впилась в спину Всеволода острыми коготками. Сладостная боль мурашками побежала по позвоночнику мужчины, заставив его быть немного грубым. Но, кажется, именно этого кудесница и добивалась.
– О-ох, Севушка! – простонала волховуша, и глаза колдуньи снова поменяли цвет.
В радужке чудных очей отразились плывущие по небу облака. Индиговые просторы пестрели молочными барашками на перистых вершинах, зыбью набегающих к закатному светилу. Безбрежный небесный океан, перекатывая эти облачные буруны, навис над двумя песчинками звездной пыли, нашедшими друг друга в хаосе, ужасе и смерти. Нашедшими вопреки всему.
«Возможно, это то, что некоторые называют „перст судьбы“», – подумал Всеволод за мгновение до того, как далекие перистые волны подхватили его и Врасопряху и унесли их в пенную глубину.
Черный аводь
Стоило солнцу спрятаться за горизонтом, как томный бархатно-золотистый вечер быстро потускнел. Растерял все свое очарование и шарм. От подножия пригорка, со стороны болота, потянуло стылым холодом и влагой. Низко висящие облака приобрели тяжелый свинцовый оттенок, свойственный грозовым тучам. Поросшие ельником далекие холмы, еще недавно вызывавшие восхищение, теперь отталкивали, походя на зазубренные пилы, скребущие острыми резцами небо. Туман сделался гуще и скользким осьминогом пополз по спутанным корням.
Врасопряха, чертившая колдовской круг на гладком плоском валуне, широким выступом нависавшим над долиной, наконец-то встала и вытерла перепачканные в древесном угле руки. На серо-рудовой поверхности скалы остался пестревший символами гальдраставы [105] круг, от которого несло холодной северной магией и мощью. В Окоротье редко прибегали к ней, отчасти из-за варигаров, ревниво оберегавших секреты своих сейдмадов [106], а отчасти из-за Хоровода, не привечавшего чужих богов на своих землях. То, что Врасопряха решилась заручиться помощью Асов, говорило о необычайной серьезности намерений колдуньи.
Всеволоду любое ведовство было не по душе, но он дорожил этой женщиной и оттого молчал.
Подойдя к воеводе, Врасопряха привстала на цыпочки и быстро чмокнула его в щеку.
– Не будь таким смурным. Я не собираюсь умирать и тем более не желаю погубить тебя. Не после того, что между нами было.
– Просто будь осторожнее.
– Я буду. Но что бы со мной ни происходило, что бы ты ни увидел, не входи в круг. Обещай мне.
– Хорошо. Я обещаю.
Повинуясь воле Врасопряхи, Всеволод отошел подальше и присел на голый сухой ствол поваленной сосны. Бросив на окольничего последний взгляд, колдунья взошла на разрисованный валун, словно на каменную плаху. Легко, одним движением сбросила с плеч теплый плащ воеводы, сняла кожаный поясок с кошелем, разулась. Оставшись в просторном льняном платье, кудесница несколько секунд помедлила, стоя босиком на краю колдовского круга, потом несмело ступила в его центр. Поежилась.
И запела.
Всеволод не сразу сообразил, что низкий, горловой звук, в котором к тягучему рычанию примешивались пронзительные переливы, исходит из уст волшебницы. Он даже боязливо огляделся, пока не понял, что источником протяжного завывания выступал не ветер, а колдунья. Меж тем хрипловатый голос Врасопряхи настойчиво ввинчивался в мозг, немелодично резал уши, разливался по окрестностям. Он словно что-то требовал у лежащего под холмом болота, возможно, искупительную жертву за всю ту кровь, что впиталась в его чрево.
И болото ответило колдунье.
Раскатистый глубинный стон раздался над зареченской долиной, вернувшись к Врасопряхе затхлым эхом. Порыв ветра, наполненный зловонием гниющей растительности и тухлой воды, обдал вершину холма, как утробное дыхание разгневанного великана. Плотный слой тумана на поверхности топей вскипел и пришел в движение. Болото не хотело умирать, но марьгородская ведьма не обращала внимания на возмущенное бурление мглы.
Она продолжала петь.
Воздух вокруг кудесницы вдруг загустел и стал стремительно остывать. Руны в колдовском кольце обросли кристалликами инея, которые выстроились в хрупкие ледяные башенки, устремившие свои вершины к небу. Всеволод почувствовал, как костенеют озябшие ладони, заметил, как дыхание морозным облачком вьется возле рта. Раскачиваясь, Врасопряха
