Кто убил Кристель? - Тамара Ключинина
Когда мы учились на третьем курсе, я хотел признаться ей в своих чувствах и даже уже почти собрался с духом, но внезапно пропала ее сестра, и Элис будто окаменела… Ее глаза потускнели, и она будто перестала жить, а потом у нее появилась цель, перерастающая в одержимость — создать хроноскоп, вернуться в прошлое… и она всерьез взялась за эту безумную идею.
Вместо той живой, энергичной девчонки, фонтанирующей идеями — фанатик с одной-единственной целью. Я понимал, что ей не нужны мои чувства и отношения — ей нужна поддержка, и потому был рядом все эти годы. Ее сестра, ее прошлое, ее одержимость — все это заменило ей саму жизнь. Она проводила дни и ночи за чертежами, взрывала лаборатории, обжигала пальцы кислотой. А я… я просто поддерживал и помогал, просто не мог иначе.
Она могла не спать несколько суток подряд, раз за разом выводя руны на очередной рабочей модели прототипа хроноскопа, и засыпала прямо на столе в своем кабинете, прижавшись щекой к формулам. Я тихонько накрывал ее своей мантией, и выключал свет, чтобы она смогла хоть немного отдохнуть. Однажды она проснулась, посмотрела сквозь сонные ресницы: «Ты пахнешь мятой и серой. Приятно».
Годы летели. Моя Элли становилась все жестче, все одержимее. Профессора, патенты, учебники — все это было просто ступеньками к ее проклятому хроноскопу. А я… я пошел другим путем. Стал деканом факультета алхимии в этой же академии, чтобы быть ближе к ней, контролировать доступ к ресурсам, помогать незаметно.
«Питер, помоги разобраться, каких алхимических элементов может не хватать?», — ее голос стал совсем безжизненным — только работа, только цель. И я разбирался, искал вместе с ней способы покорить материю времени, тратя все свое свободное время на это. А потом я открыл его — новый алхимический элемент. «Кровь времени» — так я его назвал. Мог бы стать легендой, прославиться на весь мир, создав на его основе эликсир бессмертия. Но нет. Отдал все Элис, потому что знал — это последний недостающий компонент для ее хроноскопа.
В тот день она показала мне готовый хроноскоп, маленький, изящный, и я увидел в ее глазах не радость, а холодную решимость. Она была готова рискнуть всем, и я знал — она не отступит, поэтому решил, что когда она вернется, тогда я наконец-то смогу сказать ей о своих чувствах. Элли должна была вернуться спустя всего пять минут, но… ее тело начало холодеть прямо у меня на руках. Сначала я не поверил — думал, показалось. Но нет. Кожа становилась все более холодной, а потом… потом она просто рассыпалась в пыль. Мельчайшие частицы оседали на моих пальцах, а вместе с ними рассыпалась и моя надежда.
Моя Элли ушла навсегда. Осталась там, в прошлом: спасать сестру, менять судьбу, исправлять ошибки. А я… я остался здесь, в настоящем, с ее записями, с ее мечтой и с пониманием, что упустил свой шанс…
Не теряя времени, я бросился в лабораторию. Копировал журналы, запоминал схемы, записывал все, что могло пригодиться. Она пропала не только физически — казалось, что даже память о ней начала стираться из сознания наших коллег, а из учебников стали пропадать ее достижения в области темпоральной теории. Но я помнил. Каждую черточку, каждую морщинку, каждый шрам на ее руках. Помнил, как она морщила нос, когда была чем-то недовольна, как улыбалась, решая сложную задачу.
* * *
Интерлюдия. Питер Томсон
Когда я решил проверить, что стало с Элли в этом измененном настоящем, то был удивлен, обнаружив ее новое место работы — обычная контора, серый офис, скучные люди.
Она сидела за столом, перебирала бумаги, и в ее глазах не было того огня, который я помнил. Совсем другая Элис. Не та одержимая наукой девушка, не тот гений артефакторики. Обычная женщина в унылом костюме, с обручальным кольцом на пальце. Увидев меня, кажется, обрадовалась, и я пригласил ее на кофе. В кафе она оживала, только когда говорила о студенческих годах, о лабораториях, экспериментах, о том, как она проводила ночи за исследованиями — в эти минуты ее глаза загорались тем самым огнем, в который я когда-то влюбился.
— Помнишь, как мы взорвали ту лабораторию на третьем курсе? — засмеялась она, и на мгновение я увидел ту Элис, которую знал. Но стоило разговору перейти на ее нынешнюю работу… Все менялось. Ее взгляд тускнел, улыбка становилась натянутой.
— О, я просто веду учет документации, ничего особенного, — глухим голосом отвечала она, нервно помешивая кофе, — муж говорит, что главное — это стабильная работа.
Я спросил ее напрямую, счастлива ли она, и она замялась, начав бормотать что-то про стабильность и спокойствие. Моя Элис и спокойствие? Я своими глазами увидел, как она задыхается в этой серой рутине, а ее талант пропадает впустую. Потом была встреча с ее мужем — самодовольным типом, который даже не пытался понять, кто на самом деле его жена, и какое сокровище ему досталось. Встретил и Кристель — серьезная, счастливая, совершенно не похожая на ту инфантильную девушку, которую я знал раньше. Все получилось. Элис спасла сестру, изменила судьбу… но потеряла себя, ее внутренний огонь погас, и она не живет, а существует в этой версии будущего.
И тогда я понял — нельзя допустить, чтобы эта версия будущего стала реальностью. Настоящая Элис должна гореть своим делом, должна создавать, должна, наконец, стать счастливой. А я… я помогу ей найти свой путь, не позволю забыть, кто она на самом деле.
Тогда я решил действовать. Пять лет. Алхимик, едва разбирающийся в темпоральной механике, лез в дебри артефакторики. Руки — в ожогах от паяльника, глаза красные от бессонницы. Сидел сутками напролет в своей лаборатории, разбирал ее почерк — торопливый, с кляксами от перьевой ручки. Коллеги шептались, что я сошел с ума. Может, и так, но каждую ночь снилось, как ее тело безжизненно падает, растворяясь у меня на руках. Просыпался с криком и продолжал свои попытки.
Пять лет. Пять проклятых лет я работал над хроноскопом. Не спал, не ел, жил только этой идеей. Теперь я понимал ее одержимость, сам стал таким же. «Кровь времени» помогала, но ее было мало. Приходилось экспериментировать, рисковать, ставить на кон все.
Воссоздать его — все равно, что
