Кто убил Кристель? - Тамара Ключинина
— Именно, — кивнув своим мыслям, он шагнул ближе, и я уловила легкий аромат лилий, — эти цветы… они для тебя, Элис.
В этот момент время, казалось, остановилось в немой паузе. Кристель, застывшая в дверях гостиной, переводила взгляд с него на меня и обратно, явно не понимая, что происходит. А я… я пыталась осмыслить происходящее, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Но… Питер, раньше… — удивленно начала было моя сестра, но он решительно перебил ее, чего никогда не делал раньше, не давая договорить и задать очевидный вопрос.
— Позже, Кристель. Нам с Элис нужно поговорить. Прямо сейчас, — и он, буквально впихнув мне в руки свой букет, твердым, уверенным шагом пошел на кухню, увлекая за собой растерянную, словно потерянную в пространстве меня. Я опустилась на стул, чувствуя, как ноги подкашиваются от напряжения. Питер забрал у меня обратно букет, самостоятельно поставив цветы в вазу, наполненную водой, и только потом повернулся ко мне.
— Элис, прежде чем я все объясню, ответь, пожалуйста, на еще один вопрос, — он присел на табурет напротив меня и пристально посмотрел мне в глаза, — почему ты отчислила Стивенсона на прошлой неделе? — с искренним негодованием в голосе внезапно спросил он.
— Я не понимаю… — неверяще пробормотала я, пристально всматриваясь в молодое лицо моего друга.
— Да ты хоть знаешь, кто его родители и что мне пришлось от них выслушать⁈ — продолжал он возмущаться, совершенно не обращая внимания на мою реакцию.
— О чем ты? — еще более неуверенно спросила я, боясь поверить своим ушам.
— В общем, я восстановил его обратно и поставил по твоему предмету «зачтено», — он упрямо скрестил руки на груди, как делал это миллионы раз в наших спорах еще совсем недавно — двадцать лет тому вперед.
— Что⁈ — не выдержала я, вскочив со стула, — Да мне плевать, кто у него родители! — я встала в полный рост, все больше повышая голос, — Ты не мог так поступить! Он лентяй и бездарность!
В ту же секунду он подскочил ко мне, прижав ошарашенную меня к груди.
— Элли… моя Элли… — шептал он, гладя меня по волосам, — вот теперь я убедился, что ты — это ты. Что стало с твоим якорем? — он отстранился и вновь вгляделся мне в глаза, нахмурив лоб, — я ведь просил, я ведь предупреждал, чтобы ты берегла его…
— Прости… Я не смогла сдержать обещания и вернуться, — смутившись, я неловко вывернулась из его объятий и осторожно села обратно на стул, — а якорь… его пришлось разбить, когда я использовала последний заряд, чтобы вновь попытаться изменить прошлое…
— Элис, я рад, что у тебя все получилось, — начал он, нервно сцепив пальцы, судорожно переплетая их, и глядя куда-то в пол, словно ища там подсказки или даже ответы на собственные вопросы, — но я должен тебе кое-что рассказать. Точнее кое в чем признаться. Все это время… все эти двадцать лет… я любил не Кристель, а тебя.
Его слова ударили меня под дых, выбивая из легких остатки кислорода.
— Да… сначала я действительно был влюблен в твою сестру, курсе на первом, но, узнав тебя ближе, я понял, что ты — словно мое отражение, и в моем сердце нет места ни для кого больше, — продолжил он, глядя мне прямо в глаза, и его взгляд был полон искренности и нежности, — я писал те стихи для тебя, посвящая каждую строчку твоим глазам, твоей улыбке, твоим мечтам. И браслет… тот самый, который ты видела у меня на руке… он был для тебя, я хранил его все эти годы, как напоминание об упущенной возможности — ведь я собирался подарить его тебе еще в конце второго курса, носил в кармане, подгадывая момент, но струсил в последний момент, как последний дурак. Ты же никогда не воспринимала меня как парня… Вот я и решил, что дружба с тобой важнее и безопаснее возможного отказа, поэтому и предпочитал оставаться рядом, пусть даже и в таком качестве.
Я застыла, не в силах пошевелиться или что-либо сказать, открывая и закрывая рот, словно рыбка, выброшенная морской волной на пляж.
Глава 16
Интерлюдия. Питер Томсон
Двадцать лет назад все началось с Кристель. Да, красивая, веселая, с ногами до шеи — что еще нужно первокурснику, чтобы влюбиться? Таскал ей цветы и конфеты из алхимической лавки, подстраивал «случайные» встречи в академии. А как-то раз, когда нес ей очередной букет, познакомился с ее сестрой. Элис тогда открыла дверь их общей квартиры, вся в чернилах, с волосами, собранными гвоздем вместо шпильки. Увидела мои цветы, фыркнула: «Опять ты? Этим цветам нужна слабокислая почва, Томсон, если ты не в курсе. Ты хоть дренаж продумал или это очередной веник, который она выбросит через пару дней?». Я тогда ужасно покраснел и перестал таскать букеты, боясь вновь нарваться на насмешки.
Потом мы вновь столкнулись с Элис на одном из конкурсов научных проектов, где мы с ней были единственными младшекурсниками. Затем один из преподавателей однажды предложил нам попробовать силы в совместном проекте, и с тех пор началось наше общение.
Постепенно, проводя время в ее компании, я начал замечать, как она отличается от других. Кристель смеялась звонко и громко, а Элис — улыбалась только уголком губ. Закрытая для окружающих, даже замкнутая, она постепенно начала открываться для меня с новой стороны, а ее едкие шутки нужно было сначала осознать, чтобы потом посмеяться.
Помню, как впервые осознал, что Элли — особенная для меня. Мы сидели в библиотеке, и она увлеченно рассказывала о своих исследованиях временных аномалий. Ее глаза горели энтузиазмом, мысли текли рекой, и я понял — она не просто мой друг. Она — моя родственная душа.
Так мы постепенно сближались, делились мыслями и секретами, планами и идеями. Я поддерживал ее исследования, помогал в лаборатории, писал стихи, которые посвящал ей, и даже иногда зачитывал их ей, внимательно смотря на реакцию, создал браслет — символ моих чувств, который так и не подарил. Ведь я каждый раз боялся признаться, что это все —
