Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов

Дмитрий замер на мгновение, глядя на неё, и его пальцы коснулись застёжки сзади – простой, металлической, но в этот момент она казалась частью ритуала. Он осторожно расстегнул её, и лифчик медленно соскользнул, обнажая её грудь – полную, с мягкими округлостями, которые казались совершенными в своей естественной красоте. Её соски, небольшие, чуть темнее светлой кожи, были чуткими, откликающимися на лёгкое касание воздуха, и в этом было что-то бесконечно живое, настоящее. Он отложил лифчик в сторону, и его губы коснулись её кожи, медленно, трепетно, словно он пытался запомнить каждую её линию.

Её юбка, мягкая и лёгкая, соскользнула вниз, когда он осторожно потянул за ткань, обнажая её ноги – стройные, с мягкими линиями, которые казались продолжением той же красоты, что он видел в Екатерине. Под юбкой открылись трусики – в тон лифчику, белые, с таким же тонким кружевом по краю, простые, но элегантные, с лёгким узором, который подчёркивал изгиб её бёдер.

Кружево было нежным, почти невесомым, и оно идеально сидело, создавая ощущение интимности и тайны. Дмитрий провёл пальцами по краю, чувствуя, как её кожа реагирует на прикосновение, и медленно, с трепетом, потянул их вниз. Ткань соскользнула по её ногам, и он отложил их в сторону, его взгляд задержался на ней, полной и открытой, такой знакомой и одновременно новой.

Дмитрий смотрел на неё, не в силах отвести взгляд, и чувствовал, как сердце бьётся где-то в горле. Её тело было совершенным – не в идеальности форм, а в том, как оно отзывалось на его прикосновения, как оно жило, дышало, тянулось к нему.

Он видел в ней Екатерину – тот же изгиб бёдер, та же мягкость кожи, тот же ритм дыхания, – но Катя была другой, живой, настоящей, и это делало её ещё ближе. Её грудь, теперь полностью обнажённая, поднималась и опускалась в такт её дыханию, и в этом движении была жизнь, хрупкая и сильная одновременно. Он наклонился, касаясь губами её шеи, медленно, словно пробуя на вкус её тепло.

Его губы скользили вниз, к ключицам, к мягкой коже над грудью, и он задержался там, чувствуя, как её тело откликается на каждый его поцелуй. Его губы коснулись её груди, мягко, почти благоговейно, и он ощутил, как её соски напрягаются под его прикосновениями, как они откликаются на тепло его дыхания. Каждый поцелуй был как обещание – не только ей, но и себе, что он больше не позволит времени отнять у него то, что дорого. Катя тихо вздохнула, её пальцы запутались в его волосах, и этот звук, лёгкий, почти неуловимый, был для него громче любых слов.

Он притянул её к себе, и их тела слились, словно паззл, который наконец-то нашёл свои части. Когда он вошёл в неё, Катя ахнула – тихо, но этот звук был полон жизни, полон того, что они оба искали. Их движения были медленными, глубокими, словно они пытались растянуть этот момент, удержать его, не дать ему ускользнуть.

Дмитрий чувствовал её тепло, её ритм, её дыхание, которое сливалось с его собственным. Её руки скользили по его спине, пальцы впивались в кожу, и в каждом её движении была страсть, смешанная с нежностью, с желанием быть ближе, чем это вообще возможно.

Они двигались в унисон, то замедляясь, то ускоряясь, словно искали ту грань, где время перестаёт существовать. Катя прижималась к нему, её ноги обхватили его, и в этом было что-то первобытное, но бесконечно искреннее. Их дыхание становилось громче, стоны – глубже, и в этих звуках не было ничего, кроме правды. Они были живыми, они были вместе, и это было важнее всего остального.

Но это было только начало. Дмитрий чувствовал, как их связь углубляется, как каждый их жест, каждый взгляд становится частью чего-то большего. Он смотрел на неё, и в её глазах видел не только страсть, но и доверие, которое делало этот момент священным. Он целовал её снова и снова, находя новые уголки её тела – ложбинку у основания шеи, мягкую кожу за ухом, изгиб её запястья. Каждый поцелуй был как признание, как клятва, что он больше не позволит себе потерять её.

Катя отвечала ему с той же искренностью, с той же силой. Её пальцы скользили по его плечам, по груди, оставляя лёгкие следы, которые он ощущал как ожоги – не болезненные, а живые, пробуждающие. Она шептала его имя, и в этом звуке было столько всего – и нежность, и вызов, и просьба не останавливаться. Их движения становились всё более уверенными, словно они нашли ритм, который был их собственным, созданным только для них двоих.

В какой-то момент Дмитрий остановился, просто чтобы посмотреть на неё. Её волосы разметались по подушке, глаза блестели, губы были чуть приоткрыты, и в этом образе он видел не только Катю, но и всю свою жизнь – ту, что была, и ту, что могла бы быть. Её грудь, мягкая и полная, поднималась в такт её дыханию, и в этом движении была жизнь, хрупкая и сильная одновременно. Он наклонился, поцеловал её в лоб, и этот жест был таким интимным, таким личным, что Катя улыбнулась, мягко и почти виновато.

– Что? – спросила она, её голос был хриплым от эмоций.

– Ты – это чудо, – ответил он, и в его словах не было ни капли преувеличения. – Я не думал, что такое возможно. Не думал, что смогу снова почувствовать это.

Катя притянула его к себе, и их губы снова встретились, но теперь поцелуй был медленнее, глубже, словно они пытались сказать друг другу то, для чего не хватало слов. Их тела продолжали двигаться, находя друг друга снова и снова, и каждый толчок, каждый вздох был частью их общей истории, которую они писали прямо сейчас.

Время вокруг них будто остановилось. Комната, с её старыми фотографиями, пожелтевшими письмами и запахом книг, стала их убежищем, местом, где они могли быть собой, без прошлого и будущего, без страха и вины.

Дмитрий чувствовал, как её тепло передаётся ему, как её дыхание становится его собственным, и это ощущение было сильнее всего, что он знал. Он видел, как её глаза закрываются, как её тело напрягается в ответ на его движения, и в этом было что-то почти мистическое – как будто они оба стали частью чего-то большего, чем они сами.

Их стоны слились в симфонию – не громкую, но полную жизни,