Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов
Он снова поднял кирпич, собираясь нанести последний, решающий удар, когда внезапно хлопнула дверь парадной, и чей-то голос яростно крикнул:
– Эй, ты что творишь?!
Панов не успел среагировать – кто-то резко сбил его с ног, опрокинув на асфальт. Кирпич выскользнул из пальцев, откатившись в темноту. Паника взорвалась в груди, он рванулся, пытаясь вырваться и увидеть лицо нападавшего, но силы были неравны.
Чудом Панов резко откатился в сторону, вскочил и бросился прочь, не оглядываясь и не слушая крики вслед. Он мчался вслепую, сердце стучало, перекрывая шум улицы, а дыхание превратилось в болезненные хрипы. Мысль была одна: исчезнуть, раствориться в переулках Москвы.
Тем временем Пётр Курносов, тяжело дыша, поднялся с асфальта и бросился к неподвижной Маше. Опустившись на колени, он ощутил тошнотворный ужас. На виске девушки была глубокая рана, кровь текла по лицу, смешиваясь с дождевой водой.
– Господи, Маша… Слышишь меня? Очнись! – с отчаянием произнёс он, бережно приподнимая её голову и вглядываясь в бледное лицо.
Девушка едва заметно шевельнула губами, но глаза её по-прежнему оставались закрытыми. Курносова накрыла волна гнева, смешанного с беспомощностью и животным страхом, и он с трудом подавил в себе желание броситься вслед за нападавшим, догнать, остановить, покарать. Но сейчас гораздо важнее было спасти Машу – любой ценой удержать её на грани жизни.
Он глубоко вдохнул, пытаясь унять внутреннюю дрожь, и с надеждой посмотрел на ближайший подъезд, из которого уже, возможно, вызвали скорую. Но пока он был единственным, кто мог помочь, и от этого осознания на плечи упала глухая тяжесть ответственности, словно промокший насквозь плащ, прилипший к телу и сковавший движения.
Прижимая девушку к себе, чтобы согреть её и остановить кровь, Курносов шептал, почти молил её:
– Держись, Маша, всё будет хорошо. Ты слышишь? Я здесь, я не отпущу тебя.
Эти слова звучали на пустой улице почти отчаянно, бессмысленно, но для него самого они были необходимостью – убеждением, что их история не окончена, что надежда ещё не угасла.
Бережно приподняв Машу с мокрого асфальта, он почувствовал, как сердце болезненно сжалось от ощущения её холодной, безжизненной кожи. Страх сковал сознание, заставляя двигаться почти механически, будто тело больше ему не принадлежало. Аккуратно положив её на скамейку под навесом, Курносов бросился к таксофону на углу, поднял трубку и быстро нажал кнопку экстренного вызова. Голос его дрожал, но звучал отчётливо:
– Девушка серьёзно ранена, большая потеря крови. Большая Полянка, двадцать пять. Поторопитесь, она не дотянет до утра!
Повесив трубку, он поспешно вернулся к Маше, осторожно приподнял её голову и прижал к своей груди, пытаясь согреть и вернуть ей сознание теплом собственного тела. Мир вокруг него будто растворился, осталась только она – её слабый пульс, прерывистое дыхание и едва ощутимое биение сердца под его ладонью.
Когда издалека послышался вой сирены, Курносова охватило почти физическое облегчение, тут же сменившееся новым страхом: сейчас её увезут, и он останется наедине с мучительной неизвестностью. Машина скорой резко остановилась рядом, из неё стремительно вышли медики и аккуратно переложили девушку на носилки.
– Как её зовут? Что произошло? – быстро спросил врач.
– Маша… её ударили по голове кирпичом. Я успел вмешаться, но… не знаю, насколько серьёзно, – голос предательски дрогнул, он с трудом держал себя в руках.
– Понятно, мы сделаем всё возможное, – спокойно ответил врач.
– Я еду с вами, – твёрдо заявил Курносов и предъявил удостоверение КГБ. – Считайте это приказом.
Врач мельком взглянул на документы и кивнул. Машу быстро перенесли в машину, и Курносов, не раздумывая, полез внутрь вслед за ней. Двери захлопнулись, сирена вновь завыла, разрывая тишину опустевшей улицы.
В больнице время остановилось окончательно. Курносов ходил по длинному, мёртвому коридору, чувствуя, как собственное сердце неравномерно билось. Бессмысленные шаги туда и обратно хоть немного отвлекали его от мрачных мыслей, от разъедающего отчаяния и вины, что он не защитил её, не предугадал опасность заранее.
Коридор казался бесконечным, стены давили, а каждая минута ожидания была невыносима. Он остановился, прислонился к холодной стене, закрыл глаза, но это не помогло – страх только усиливался, становясь мучительно острым.
Наконец дверь в конце коридора открылась, появился врач – усталый, с тёмными кругами под глазами. Он медленно приблизился и тихо произнёс:
– Состояние стабилизировали, опасность миновала. Повреждения серьёзные, потребуется длительное лечение, но она поправится.
Курносов почувствовал, как ноги подкашиваются, и схватился за стену. Он позволил себе миг слабости, пытаясь проглотить комок в горле.
– Я могу её увидеть? – его голос был тихим и чужим.
Врач понимающе кивнул:
– Можно, только осторожнее, она пока спит.
Курносов вошёл в палату почти беззвучно, боясь потревожить хрупкую тишину. Он сел на край кровати, взглянул на её побледневшее лицо, и сердце сжалось от мучительной нежности и вины.
Пётр осторожно взял её тонкую, холодную руку и прошептал:
– Маша, я здесь. Ты слышишь меня? Ты больше не одна.
Та вдруг пошевелилась, веки её дрогнули, глаза медленно открылись, с трудом преодолевая тёмную пелену боли. Увидев встревоженное, измученное лицо следователя, она тихо, почти беззвучно улыбнулась:
– Петя… Спасибо, что ты здесь. Спасибо, что не оставил меня…
Он сжал её руку крепче, чувствуя, как тепло смешивается с острой горечью сожаления:
– Никогда не оставлю тебя, слышишь? Никогда. Я должен был быть рядом раньше, должен был предотвратить… Прости меня, Маша.
Она едва заметно сжала его пальцы, в её глазах блеснули слёзы, голос окреп:
– Ты спас меня, Петя. Если бы не ты, я не знаю… Просто побудь сейчас рядом. Мне страшно снова остаться одной.
Курносов наклонился ближе, осторожно коснулся её волос и тихо произнёс, будто обещая не только ей, но и самому себе:
– Я с тобой. Теперь всегда.
Дни и ночи у кровати Маши тянулись в мучительном ожидании и тихой тревоге. Курносов редко покидал палату, ненадолго выходя разве что выпить чаю в буфете или размять застывшие мышцы в пустом больничном коридоре. Остальное время он проводил рядом с девушкой, вслушиваясь в её дыхание, замечая каждый вздох и малейшее движение век.
В часы бездействия он всё чаще думал о том, как неожиданно и необратимо Маша стала важной частью его жизни. Он уже не мог определить момент, когда профессиональный интерес и простое знакомство переросли в глубокое, тревожащее чувство. Сейчас, сидя у её кровати,
