Хроники 302 отдела: Эффект кукловода - Алексей Небоходов
Водитель понимающе усмехнулся и слегка покачал головой:
– Всегда так бывает. Когда разговор пустой – слова сами идут, легко и непринуждённо. А когда дело серьёзное – ни одного нужного слова не найдёшь. Тут главное начать, а дальше само сложится.
Маша благодарно улыбнулась его словам, ощутив неожиданную теплоту и поддержку в его голосе:
– Наверное, вы правы. Главное – начать, а там станет проще. Мне очень важно, чтобы меня сегодня поняли правильно.
Таксист задумчиво посмотрел вперёд, его голос прозвучал почти философски:
– Всю жизнь думаю, что именно это самое трудное – быть правильно понятым. Говоришь вроде ясно, а люди слышат что-то своё, совсем не то, что хотел сказать. Видимо, так уж устроено – каждый слышит то, что ему удобнее. Но если человек близкий, сердцем поймёт. Даже если слова будут путаными.
– Спасибо вам большое за эти слова, – искренне произнесла Маша. – Вы даже не представляете, как важно мне сейчас было их услышать. Я страшно боюсь ошибиться, сказать не то или не так.
Водитель снова улыбнулся, взглянув в зеркало:
– Скажите, как есть, честно и прямо. Правда может быть неудобной, зато всегда понятна. Главное – ничего не утаивать. Тогда точно поймут и простят, если понадобится.
Автомобиль плавно свернул на пустынную улицу, обрамлённую мокрыми от дождя деревьями. Маша невольно прижала руки к груди, чувствуя, как сердце тревожно сжимается в предчувствии скорой встречи с Курносовым. Она ещё раз мысленно повторила приготовленные слова и поняла, что больше не отступит.
Машина продолжала мягко скользить по мокрому московскому асфальту, приближая её к дому на Большой Полянке.
Александр Панов терпеливо стоял под кроной старого дерева напротив дома Маши Вертинской, чувствуя, как дождевые капли с веток попадают за воротник, вызывая неприятную дрожь. Пронизывающий ветер поддувал под тонкое пальто, усиливая раздражение и тревогу.
Он ясно понимал, зачем пришёл сюда. Уже несколько часов Панов не сводил глаз с подъезда, ожидая момента, когда Вертинская выйдет, и он получит подтверждение своих худших опасений. Его мысли лихорадочно метались, пытаясь найти способ предотвратить неизбежное разоблачение. После сообщения о возвращении сознания Луневой в будущее Панова преследовал навязчивый страх: настоящая Вертинская может вспомнить всё – нападение, его лицо, возможно, даже имя.
Его тайное существование, тщательно выстроенное и поддерживаемое, теперь висело на волоске. Каждая минута ожидания усиливала нервозность и страх. Мысль о том, что Маша может заговорить, казалась ему невыносимой.
Измученный ожиданием, Панов нервно закурил, глубоко вдыхая горьковатый дым. Его напряжённый взгляд не отрывался от двери подъезда. Время текло медленно, и он уже начал сомневаться, выйдет ли девушка сегодня вообще, как вдруг дверь распахнулась.
На пороге появилась Маша, и Панова словно ударило током: её движения были уверенными и решительными – не такими, каких он ожидал от потерянной и напуганной девушки после возвращения сознания. На её лице читалась решимость и ясное понимание цели, что могло означать лишь одно: она всё вспомнила.
Панов с трудом сдержал охватившую его дрожь. Сердце бешено застучало, дыхание сбилось. Он стиснул зубы, подавляя отчаяние. В голове вспыхнула чёткая мысль: нельзя допустить, чтобы Вертинская заговорила. Он не знал, кому она собирается рассказать, но был уверен – молчать она не станет. Девушка должна исчезнуть прямо сейчас, прежде чем её память прорвётся наружу.
Пока он лихорадочно размышлял, Маша решительно вышла на дорогу и остановила такси. Ситуация стремительно выходила из-под контроля, времени на раздумья не оставалось. Панов, раздражённо отбросив сигарету, быстро подошёл к дороге и махнул рукой первой попавшейся машине.
Старенькие «Жигули» резко затормозили, разбрызгивая грязь из луж. Водитель, молодой парень с недовольным лицом, вопросительно глянул на Панова:
– Садись, начальник, куда едем?
Панов нервно уселся на переднее сиденье и указал на удаляющуюся «Волгу», в которой ехала Маша:
– Видишь машину впереди? Держись за ней. Срочно и крайне важно. Не упускай из виду, но веди аккуратно, чтобы не заметили. Хорошо заплачу.
Водитель удивлённо повёл бровью, но без лишних вопросов надавил на педаль газа, умело вписываясь вслед за удаляющейся «Волгой»:
– Сделаем, начальник. Только зачем тебе эта слежка? Что-то серьёзное?
Панов сдержал раздражение от ненужного любопытства и ответил спокойно, вкрадчиво, не давая повода для лишних вопросов:
– Просто девушка моя. Поссорились вчера, а сегодня она уехала, ничего не объяснив. Хочу убедиться, что всё с ней в порядке. Сам понимаешь, времена неспокойные.
Водитель понимающе усмехнулся, не отрывая взгляда от дороги и сохраняя дистанцию:
– Ну, это понятно. Женщины они такие: сегодня любят, завтра бегут. Потом вернутся, будто ничего не было. У меня одна такая была, нервов попортила немерено… Но ты не парься, может и наладится.
Панов лишь молча кивнул, избегая бессмысленного разговора и напряжённо следя за такси, в котором была Маша. Влажные улицы казались ему чужими, враждебными, подчёркивая его ощущение загнанного зверя.
Минут через двадцать обе машины свернули на пустынную улицу недалеко от Большой Полянки. Панов напрягся ещё больше, поняв, что времени совсем мало. Он небрежно сунул деньги водителю и вышел, глубоко вдохнув холодный влажный воздух.
Такси остановилось впереди. Маша вышла из автомобиля, расплатилась и пошла, настороженно озираясь, будто чуя слежку.
Панов поправил воротник пальто и осторожно двинулся следом, стараясь держаться в тени. Сердце билось бешено, в горле стоял горький привкус страха. Он уже знал: отступать поздно. Сейчас или никогда.
Он осторожно шёл за ней, сокращая расстояние на мокрой московской улице, готовясь к последнему, неизбежному действию.
Панов крался за Машей мягко и беззвучно, шаги его растворялись в промозглой тишине. Дождь прекратился, оставив за собой только сырую, ледяную тревогу, разлитую в каждом движении, в каждом порыве ветра. В голове его пульсировала мысль: судьба висит на волоске, сейчас решится всё. Либо он сохранит тайну, либо его существование здесь потеряет всякий смысл.
Маша впереди замедлилась, остановившись у парадной какого-то дома. Она нерешительно смотрела на окна и входную дверь, и эта заминка показалась Панову подарком судьбы. Он почувствовал, как страх ледяными пальцами сжимает грудь, ускоряя кровь и обостряя чувства.
Панов быстро осмотрелся, и взгляд его выхватил из темноты обломок кирпича рядом с мусорными контейнерами. Тяжёлый, грубый – он был идеальным оружием для его цели. Панов нагнулся, схватил его и выпрямился, ощутив ледяную шероховатость камня.
«Надо быстро, – пульсировало в голове, – без свидетелей…»
Он вдохнул, собрал все силы и тихо двинулся вперёд, ступая кошачьей осторожностью. Время растянулось, став бесконечно вязким, а шаги до цели казались мучительно долгими.
Подойдя почти вплотную, Панов напряг
