Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс
– Что мне нужно делать? – тихо спросила я.
– Не сопротивляйся, – сказал Тобиас. – А не то будет еще хуже. Садись, Пенни. Будет больно.
Я не стала спрашивать, насколько больно, и позволила ему отвести меня назад и усадить на диван. Он медленно выдохнул и сжал мои руки так, чтобы большие пальцы прижимались к каждому запястью.
– Не кричи.
Я кивнула.
Это было похоже на нож, который разрезал слои моего разума и выкалывал крючки, встроенные в мои мысли. Боль ослепляла, она была мучительной, но эта боль отмыла меня дочиста.
Все закончилось за считаные минуты. Стучащая в моей голове пульсация пропала. Тобиас сжал мою руку.
– Мне пора. Держи себя в руках, Пенни. Еще немного, и все это закончится.
Тобиас ушел. Обхватив себя руками, я наблюдала за тем, как Алиса выскользнула за ним сквозь панель в стене. Мы остались наедине с Малином.
Он – предательство и ложь, безопасность и надежда. Эта мешанина сбивала меня с толку.
Я хотела, чтобы он обнял меня и сказал, что все в порядке.
Мне хотелось оттолкнуть его и убежать.
Но я не сделала ничего, только покрепче обхватила себя руками.
Малин молчал. Он сидел за обеденным столом и ждал в тишине, пока мое дыхание выровняется.
Когда мне удалось на него взглянуть, в его глазах было столько сожаления, что я снова стала задыхаться.
– Дыши, Пенни, – сказал он. – Просто дыши. Все будет хорошо. Обещаю.
Не знаю, как он смеет давать такие обещания. И не думаю, что могу их принять.
– Неужели все это было ложью? Все было лишь уловкой, чтобы заставить меня связать наши линии жизни и сделать так, чтобы я приняла это за свою идею? Или…
Я так и не договорила. «Ты тоже хотел меня?» Звучит так слабо и жалко, особенно сейчас.
– Я не хотел, чтобы так получилось.
Я думала, мое сердце больше не заболит; судя по всему, я ошибалась. Он не хотел, чтобы так получилось? Как же наивна я была, полагая, что являюсь для него чем-то большим, нежели средство для достижения цели.
– Пенни, не надо. Я не хотел причинять тебе боль. Я не хотел в тебя влюбляться. Я не жалею о том, что было между нами, – я хотел этого даже больше, чем ты можешь себе представить.
– Никаких нас нет, – ответила я ровным голосом.
– Нет, – грустно сказал Малин. – Я и не думал, что есть. Ты мне не доверилась. Я собирался отказаться от своей линии жизни, когда ты воссоздашь нож. Все было улажено, книжные спрайты пришли на помощь. И…
Он щелкнул пальцами, и в воздухе появились наши линии жизни, слитые воедино.
– Ты сделала это. Я просил тебя этого не делать, но ты все равно поступила по-своему. Все по своему усмотрению. Без моего разрешения.
– Мне очень жаль, – сказала я, опустив голову от стыда. – Я не знала, что еще делать. Я не могла тебя потерять.
Я думала, что перековать нож Чародея – самая трудная часть этой затеи, и что отказ от линии жизни причинит мне боль. После этого разговора прекратить существование казалось чем-то умиротворяющим.
– Почему ты не говорил мне, что у тебя есть план?
– Я говорил, что найду тебя. И я недвусмысленно сказал тебе, что не хочу связывать наши линии жизни. То, что ты сделала…
Он остановился и прижал руки к столу, словно пытаясь успокоиться. Я впилась ногтями в ладонь, чтобы сохранить спокойствие. Нам нужен этот разговор. Но у меня разболелась голова. Я так долго была потеряна во тьме, что теперь, когда я очнулась, правда оказалась ослепительно, беспощадно яркой.
У Малина вырвался стон. Смягчившимся голосом он сказал:
– Пенни, то, что ты сделала с нашими линиями жизни, неизменно. А я хотел поколдовать и выковать нож. Мне нужно было только заклинание.
– Малин…
– Не надо.
Он не двигался и не приближался, но он все мне объяснил. Он рассказал, как книжные спрайты помогли ему организовать побег из Смерти. После того как мы с Тобиасом добрались до девятого этажа, спрайты передавали послания между библиотеками в Жизни и в Смерти. Так они согласовали план. Мила оказалась наживкой в ловушке Смотрителя. Но до сих пор так и не выяснили, кто сдал ему наши планы.
Пока Малин говорил, мне стало легче дышать. Груз вины у меня на душе стал легче. Я никого не подвела, сказал он мне, кроме себя самой. Кроме него, хотя он больше не станет тыкать меня в это носом.
– Беатрис, Эвелин, Гейл и Сибил добровольно отдали свою кровь, чтобы создать новые кристаллы. Они боролись за то, чтобы это позволили сделать именно им. Нож все еще можно воссоздать, но…
Ну конечно, должно быть какое-то «но».
Малин подошел к окну и выглянул сквозь щель в шторах. Я напряглась.
– Но что, Малин? Нельзя же так все оставлять!
Шторы опустились, заслоняя собой ночь. Он покачал головой.
– Я собирался освободить тебя. Но теперь я не могу уступить свою линию жизни, чтобы выковать нож, ведь с ней придется отдать и твою.
Я в ужасе посмотрела на него.
– Ты имеешь в виду…
Слова не складывались – все было слишком мрачно. И все же я продолжила:
– Я думала, когда я уступлю свою линию жизни, ты мог бы забрать мой кристалл. Вместо этого я все испортила. Я не знала, что магия заберет и твою линию жизни.
Малин подошел ко мне и поставил меня на ноги. Я оказалась у него в объятиях.
– Пенни, – прошептал он мне в волосы. – Мы со всем разберемся. Ты уже преодолела все преграды, и теперь я не собираюсь тебя терять. Мы придумаем, как все исправить.
Он провел пальцами вверх по моей спине и нежно запустил их мне в волосы.
На мгновение я позволила себе побыть в его объятиях и представить, что могло бы произойти дальше… Но затем высвободилась и упала обратно на диван.
– Надо было довериться тебе.
Он чинно уселся рядом со мной.
– Когда я почувствовал, что ты впервые пересекла завесу… когда увидел тебя в ту первую ночь – рыжую ведьму, которая шла в одиночестве среди серых песков… Ты разожгла пламя в моей проклятой душе. Я думал, что потерял тебя, и ничего страшнее со мной не случалось. Когда тебя позолотили, я не прикасался к твоей линии жизни. Может, ты сопротивлялась?
– Я… – Я попыталась вспомнить, но в памяти все было размыто. –
