Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова
Он пил из каждого ручья, из каждой лужи и бочага, попадавшихся на пути. Однако жажда становилась только острее, а рана полыхала так, будто под шкуру насыпали углей.
Реки Радокши Лют достиг вовсе обессилевшим. Отыскал отмель и упал в воду. Холодный поток студил рану, отчего плоть горела, словно её прижигали калёным железом. Впереди ждала вторая половина пути, сил на которую у волка уже не осталось. Ну, Лесана, исполать тебе…
По счастью, кое-где уже проклюнулась первая трава. Робко, несмело, будто опасаясь внезапных заморозков.
Выбравшись на берег, Лют припал носом к земле и отправился на поиски.
Искомое нашлось. Не сразу, но нашлось! Перекинувшись человеком, оборотень осторожно нарвал тоненьких былинок, жадно пожевал, выплюнул на ладонь, а потом, извернувшись, заложил в рану. Стало легче.
Лют добрёл до густого подлеска, забрался в ельник и уснул мертвецким сном. А проснулся из-за голода. Потрогал рану. Болит. Но будто бы тише. Сызнова выкупался. На этот раз не волком, а человеком. Очистил воспалённую плоть, заложил свеже-пережёванной травяной кашицей. Напился. Хорошо…
Оставшийся путь Лют преодолел за три ночи. Торопился, как мог, ибо понимал: скоро трава перестанет помогать. Переходов он достиг отощавшим, со впалыми боками, облезлой шкурой и раной, вспухшей от гноя.
Возле Черты он не столько услышал, сколько почувствовал, что скоро его встретят. Так и вышло. Из-за высоких деревьев выступили двое кровососов.
– Стой! – приказал крепко сбитый, широкоплечий мужик с выпуклой, словно бочка, грудью. – Кто таков?
Лют, собрав остатки сил, перекинулся и, пошатываясь, поднялся на ноги.
– Не ори, Велига. Я это.
Велига присвистнул, оглядывая оборотня.
– Тю! Тебя собаками, что ли, травили?
Волколак усмехнулся.
– Травили. Серый-то в Переходах?
Кровосос кивнул.
– В Переходах. Только не жди, что он тебя с распростёртыми объятиями примет. Мара бросила стаю, а про тебя говорят, будто ты на побегушках у охотников.
– Кто говорит? – спросил Лют, хромая по тропе к пещерам.
– Много кто, – ответил страж Черты. – Много кто…
Оборотень небрежно отмахнулся.
– Ну, пускай в лицо скажут. – И добавил: – Ежели не забоятся.
Велига покачал головой. Лют догадался, о чём он подумал: нынче волколак был в таком виде, что забояться его мог только едва вставший на лапы щенок.
Темнота пещеры после залитого лунным светом леса показалась Люту тоскливой. Из мрака тут же выступили звериные тени. Обступили. Ближняя стая Серого. От них сострадания не жди и слабины не выказывай – сожрут.
Его обнюхивали жадно, с неверием. Он стоял не шевелясь, позволяя волкам разглядеть себя, вобрать все принесённые запахи.
Наконец один из хищников обратился человеком.
– Лют, да ты никак вспомнил, что у тебя есть стая, – насмешливо сказал молодой мужчина, за копну спутанных кудрей прозванный Кудлатом.
– Я об этом не забывал, – ответил волколак.
– Вот как? – Собеседник усмехнулся. – Апо лесу ходят слухи, будто ты ездил при обозах в компании тощей девки. Да ещё и ошейник позволил ей на себя нацепить, как на пса…
Лют смерил Кудлата тяжёлым взглядом.
– Девка та – охотница, а ошейник – науз, который, ежели дёрнешься хоть на шаг в сторону, душить начинает. Я не такой храбрец, как ты. Мне пожить хотелось.
Кудлат промолчал, но смотреть продолжал с насмешливым прищуром.
– Чего? – спросил Лют, когда ему прискучило стоять столбом. – Нравлюсь, что ли? Никак не налюбуешься?
– У Серого к тебе будет много вопросов, – ответил собеседник, покачав головой.
– А у меня будет не меньше ответов. Веди.
Они двинулись вниз по круто уходящей вглубь пещеры каменистой тропе. Лют спиной чувствовал внимательные взгляды крадущихся следом хищников.
Весть о его возвращении достигла нижней пещеры прежде него самого. Оборотни стягивались со всех концов, кто в зверином, кто в человечьем облике. Подходили, принюхивались, тыкались мокрыми носами в руки, в живот, в ноги. Иные брезгливо чихали и сразу же отходили. Этих он запоминал.
– Ишь ты… – послышался спокойный ровный голос. – Кто припожаловал! А чего ободранный такой? Чтоб разжалобить?
– Ага. Седмицу через чащу нёсся, чтоб ты пожалел, – ответил Лют и сел на ближайший валун.
Серый встал напротив, скрестив руки на груди. Взгляд у него был колючий, изучающий. Ну да ничего, хочется – пускай смотрит.
– До нас дошли тревожные слухи, – вкрадчиво продолжил вожак. – Дескать, ты с охотниками снюхался. Разъезжал с ними по городам да весям. На коротком поводке у девки осенённой ходил и выводил на неё стаи. Поди, ещё и языком мёл так, что до корня его стесал?
– А то! – насмешливо ответил Лют. – А ещё я клялся служить ей верой и правдой и даже пообещал на тебя вывести. А перво-наперво поведал, сколько волков у тебя. Да и сверх того много чего. Благо поверили. Из темницы вытащили да накормили.
– Ты расскажи-ка лучше, как ты им попался, – прервал его вожак. – Дюже интересно послушать.
Лют пожал плечами.
– Да так и попался. В веси той, куда нас Выжга повёл, засидка ждала. Охотница, почитай, всю стаю из лука положила. Я в землю вжался, лежу, а сам думаю: попадёт иль, может, повезёт, за мёртвого примет? Девка есть девка. Но кроме меня, ещё трёх Выжгиных полудурков стрелы не взяли. Я-то притих, беду не кликаю, а они мечутся, кидаются. Ума-то нет. Ну она и скажи: мол, коли жить хотите, оборачивайтесь. Я так подумал: живым-то всяко лучше, чем мёртвым. Вот и перекинулся. А они нет. Я уж не знаю, отчего им жить наскучило. Из-за дури, небось. Ну дык охотница их прямо там и зарубила. А меня связала да в крепость потащила.
– Складно, – похвалил Серый. – Дальше что?
Лют горько усмехнулся.
– Дальше? А дальше, Серый, плен был. Посадили меня в каменный мешок, как собаку на цепь. Выводили поговорить. Про тебя спрашивали. Про стаю. Я отвечал. Обещал помогать во всём в обмен на жизнь. Только вожак их решил, что толку от рассказов этих немного, а потому приказал везти меня по городам да приучать собак к запаху зверя. А я жить хотел. И на свободу хотел. Потому выслуживался. Из шкуры вон лез, лишь бы своим посчитали. А ежели не своим, так купленным. Они и посчитали. Девку-то вокруг пальца обвести – особого ума не надо. Тут слово ласковое сказал, там пожалел, тут помог, там заступился – и дело сделано. А уж после того, как я на их засидки несколько стай вывел… Не пепели глазами-то. Я ж не дурак! Я диких выводил. Да ты знаешь небось.
Вожак
