Рысюхин и пятнадцать бочек джина - Котус
Евгений Борисович ненадолго задумался.
— Хотя лет так триста назад владеть подобным «весёлым домом» кое-где не считалось зазорным, главное, не управлять им напрямую. А лет пятьсот назад никто и спрашивать не посмел бы о том, кто в этом заведении хозяин. В Древнем Риме же владеть лупанарием и вовсе нормой было, сенаторы не стеснялись соревноваться, у кого заведение лучше. Это к вопросу о том, как меняются нравы. Как видите, вопреки мнению досужих кумушек, они отнюдь не «падают» с течением времени, а порою даже совсем наоборот.
— Ну, о том, что нравы совсем упали, молодёжь распущена и непочтительна, не иначе, как скоро человечество совсем одичает, говорят, ещё на глиняных табличках пятитысячелетней давности жалобы нашли. Долго расшифровывали текст, думали, там что-то полезное, или хотя бы интересное.
Граф посмеялся, потом опять стал серьёзен.
— Кстати, упоминание графа Рысева напомнило, простите за невольный каламбур. Вам государь титул графа не предлагал ли?
Я вздохнул.
— Предлагал, даже дважды.
— И вы, я так понимаю, отказались?
— Даже просил не угрожать мне таким наказанием.
— И правильно сделали. Нет-нет, это не зависть и не ревность. Есть неписанное правило. От первого титула — не отказываются. Иначе это может быть сочтено оскорблением для предложившего. От графского, за исключением особых случаев, надо отказаться дважды. От княжеского или от приглашения на монарший трон — трижды. Больше отказываться нельзя.
— Совсем нельзя⁈
— Откуда столько тоски в голосе? При том, что из тысячи баронов, пожалуй, только тот один не мечтает о графском титуле, что на княгине жениться задумал?
Но после этого ответа, сделанного несколько даже игривым, что ли, тоном, граф снова сделался серьёзным.
— Совсем нельзя. Сейчас, по правилам, неписанным, но общепринятым, должна последовать пауза в предложениях. Как правило — год-полтора. Если меньше или сильно больше, из этого уже можно делать выводы, правда, не всегда обоснованные. Потом последует третье предложение, и его уже придётся принять. Иначе Государь может и обидеться. И будет, как с теми же Кайриными — им уже не то четыре, не то пять раз намекали, что нужно порядок навести с титулами в семействе, объединить все родовые владения в княжество. И не только намекали, но и прямо говорили. Но — титулованные дворяне, что тут ещё скажешь…
[1] На всякий случай, напомню: родовое имение называется Дубовый Лог, расположено на холмах, где в нашем мире водонапорная башня и ферма перед одноимённой деревней. На её месте — Юрина деревня при имении, называется Рысюхино. Между ними форт с порталом на изнанку, называется так же, как имение.
Глава 6
От графа я приезжал, как правило, с распухшей, в фигуральном смысле, головой. Требовалось всё услышанное обдумать, разложить, что называется, по полочкам и обдумать ещё раз, в том числе с точки зрения того, почему граф сказал именно это, именно так и именно сейчас, а не раньше и не позже. Ну, и составить своего рода «учебную программу» для своих жён и для детей. Да, Ромку с Катей пока ещё рано чему-то подобному учить, но готовиться лучше заранее, чтобы сразу учить правильно и потом не переучивать. И при этом очень не хотелось, чтобы в разгар размышлений кто-то пришёл, например, с «очень важной» новостью. Да и просто хотелось побыть в тишине и одному. Да, можно закрыться в кабинете, но погода за окном, поздний октябрь, навевала тоску. Знаю, кто-то любит работать под шумящий за окном дождь, находит это умиротворяющим и повышающим работоспособность, меня же серая хмарь за окном и потоки воды по стеклу вгоняют в сонливость, плюс сильно портят настроение.
Так что я организовал себе своего рода выездной кабинет: отправлялся на Изнанку, где стоял конец августа, брал с собой на всякий случай удочки, термос с горячим чаем или кофе, лёгкий перекус и ехал к берегу Умбры. Туда, где мы с «рыбными братьями» огромного панцирного сома ловили. Они, кстати, время от времени попадались рыбакам, но «мелочь» до метра ростом те отпускали, а в изредка попадавшихся крупных рыбинах, от двух метров и больше, наковыряли уже полдюжины макров со склонностью к телекинезу. Их я выкупил и пока они лежали в сейфе до лучших времён — до тех пор, пока удастся аккуратно выяснить, что именно в Борисове делал те самые перчатки и куда потом девался.
На берегу я зачастую не то, что удочки не доставал — к воде не спускался, сидел в кабине, открыв двери, грелся на солнышке, дышал речным воздухом и думал, перенося свои мысли в блокнот. Понятное дело, что подарок Императора я с собой в такие поездки не брал, в отличие от обтянутой кожей фанерки, что можно было положить на руль, уперев нижним краем в колени, и писать, почти как на конторке. Уже потом, в конце работы или для перерыва, можно было и спуститься вниз с обрыва, посидеть на мостках, которые уже тянет назвать «старыми», иногда и порыбачить, Мявекуле на радость.
Конечно, на самом деле я был не один, как и обычно — дед никуда не девался, и активно помогал и разбирать сказанное, и укладывать в память. Да, он родился и детство провёл в обществе, которое декларировало свою бесклассовость и отсутствие сословного разделения, хотя, по признанию деда, некие негласные новые сословия всё равно возникали. Да и потом тоже у него сословий и классов вроде бы и не было, но в то же время понятие «своего круга» существовало и соблюдалось. С другой стороны, это научило его тоньше и чётче чувствовать именно неписанные и не высказываемые вслух нюансы. Правда, как он сам признаёт, научило хреново, у него просто не было вообще никаких амбиций в части того, чтобы занять место повыше в общественной иерархии, больше
