Рысюхин и пятнадцать бочек джина - Котус

прицепились, что мундиры, мол, нужно «освежить», правда, не смогли объяснить, что это значит. Вздохнул и поехал в Минск, в ателье, где озвучил эту идею. И меня, что характерно, поняли, даже переспрашивать не стали! Тем же рейсом и криминалистическую лабораторию посетил, поработал немного на благо Корпуса и общества. Ну, и немного поразвлёкся перлами косноязычности следователей и оперативников. Причём со многими из них знаком, с кем — шапочно, встречались пару раз, когда они за результатами заходили, с кем-то — довольно близко. Люди, вроде, умные в подавляющем большинстве, толковые, и речь у большинства грамотная, и специалисты хорошие. А как напишут порой — хоть стой, хоть падай. Вот, например, цитирую со всеми знаками препинания: «Установить, оставлены ли следы копыт подозреваемым (его конём)». Заявка, понятно, не мне адресована, но всё равно! И эксперт тоже, отличился: «Слепки не соответствуют следам коня подозреваемого. Образцы отпечатков копыт самого подозреваемого для сравнительного анализа предоставлены не были». И в таком виде, с копытами подозреваемого, подсунул на подпись и печать шлёпнул. И следователь в дело подшил, толком не читая. Так в суд и ушло, с копытами… Хотя, говорят, было и хлеще: «следы на грядах не оставлены ни пострадавшим, ни другой известной скотиной».

В Могилёв тоже слетал, к «дядям». Там в губернии закончился сбор урожая, кроме сахарных бураков, что были как раз в разгаре, и пошёл очередной, ежегодный, вал производства и потребления всякого рода суррогатов. Ну, и отравления оными, куда же без этого, без этого не интересно, азарта нет. Конечно, подавляющее большинство таких дел падало на плечи полиции, но стоило среди потерпевших или подозреваемых в производстве и сбыте мелькнуть хоть какому-то дворянину, пусть давно спившемуся однодворцу, как полицейские тут же с нескрываемыми радостью и облегчением сбрасывали всё на Корпус. А каждый образец пойла требовалось подвергнуть химическому анализу. Работа тупая, монотонная, не интересная, но зато много и регулярно поступает новая. Причём если мне дела на пару минут, дольше протокол писать, то «дядям» с методами классической химии и алхимии — несколько часов работы над каждым образцом. Понятное дело, что они мне были искренне рады, даже на условиях того, что я только анализ делаю и выдаю результат, а оформляют они сами.

Убежище нашёл там, где не планировал — у графа Сосновича! Первая моя встреча «для консультаций» была недолгой, граф просто не мог правильно определить тему разговора и оценить затраты времени, но потом, в ходе разговора… В общем, как-то так получилось, что встречаться мы стали по два раза в неделю, в неформальной обстановке, я даже стал с собой гостинцы привозить, «под разговор». Граф оказался даже рад тому, что я понял, пусть не сразу и не сам, его намёки и поднял тему отличия аристократии от дворян. У него и собеседник новый появился, и обширная, причём интересная ему, тема для долгого общения.

Нет, ну правда: с вассалом, с Вересковичем, так просто не поговоришь, там отношения исходно иные. Барон Грушницкий исторически тяготеет к графам Грушевским, родичем которых является, и, соответственно, к Минску. Я недавно только узнал, что пригород Минска под названием Грушевка — тот самый, где не так давно беспорядки вспыхнули, принадлежит как раз этим графам. Неплохо так, с учётом того, что этот пригород стремительно становится частью города, ещё лет тридцать-сорок — и, глядишь, граф будет владеть немалым куском столицы Великого княжества! Но я отвлёкся.

Про баронов Шипунова и Клёнова… Там тоже не всё так просто: и обговорено уже давно всё, что можно, глобальных больше нет. Так что посиделки стали регулярными. Причём про отношение Евгения Борисовича это не я придумал, а он сам сказал.

— Я, признаться, рад, что вы поняли мой сигнал, и что тема вас заинтересовала. В том числе и потому, что вы и без того ведёте себя именно как владетель, а не испомещённый на землю дворянин. Так что знания явно не пропадут втуне, а лягут на хорошую почву и дадут всходы. Верескович и Грушевский по сути своей удельные владетели, не просто дворяне, но и на аристократов не тянут, добровольно отказавшись от изрядной части власти, а аристократия это в переводе «власть избранных» или «благороднейших». Есть ещё вариант «власть лучших», но в таком случае возникает путаница с меритократией, как способом государственного устройства. Клёновы когда-то были истинными аристократами на своих землях, история вашего, Юра, основателя рода тому порукой. Но со временем оскудели и понемногу превращаются в помещиков, хоть старые угли под пеплом ещё тлеют. Шипуновы, при всём уважении, не аристократы. Хоть власть любят, и традиции ценят, но амбиций нужных нет.

Но мы, разумеется, не только косточки соседям перемывали, но и заново, например, обсуждали мои визиты ко двору: теперь граф пояснял свои вопросы, да я и сам, к собственному удивлению, многое стал воспринимать иначе, не так, как раньше! Или начал видеть скрытую суть, или у меня «начала ехать крыша на почве осознания своего величия». Автора определения, думаю, называть не надо? Ну, и по персоналиям проходились тоже, конечно.

— Виконт Орловский, с которым вы так удачно познакомились, я бы сказал — удивительно удачно, он знает, о чём говорит. Его род в достаточно близком родстве с князем Орловым, военным министром, и относится к старым семьям. Он даже в числе возможных наследников князя, который, к сожалению, бездетен. Да, его номер в очереди где-то в начале второй дюжины, но были случаи, когда девятнадцатый в очереди титул наследовал, опережая вроде бы более вероятных претендентов. Конечно, старая аристократия, по-настоящему старая, несколько чересчур высокомерна, этого не отнять, но и они со временем меняются.

— Спасибо, буду знать. Но вот такой ещё скользкий момент, я просто не рискну кого-то другого спрашивать, но вы-то меня знаете и поймёте, что я по безграмотности, а не с каким-то умыслом… Виконт — он в каком лагере?

— Что вы имеете в виду? — Граф несколько подобрался.

— Не секрет, что по всему миру монархи поджимают аристократию, используя как рычаг в первую очередь именно дворянство. И аристократия этому, разумеется, противодействует. Так вот, виконт он на стороне престола, и его активная позиция признак того, что Государь решил давление дворян на аристократов ослабить, или, наоборот — он в числе тех, кто на власть обижается за ущемление?

Соснович посмотрел на меня со смесью явного удивления и не менее явного уважения во взгляде.

— А вы, Юра, глубоко смотрите, особенно с учётом вашей… биографии, да. Очень глубоко,