Тени двойного солнца - А. Л. Легат
– Каби-рагта. Если уж ты запамятовал, как об этом орал до заката.
Должно быть, тогда-то все и разбежались. Чудо, что я еще жив. Злое, подлое чудо.
– Сраный головорез Веледаги, первый из первых – все твои слова. – Брезгливо покосилась на меня. – Только не думай, что уйдешь весь такой важный, не расплатившись.
К горлу пробилась тошнота, привкус гнили в земле. Мухи в кружке, мухи над кольями… Я тряхнул головой. Скоро все кончится.
– Эй, милая, а хочешь уз-знать мой секрет?
Мы уставились друг на друга. Она раздраженно наклонилась к ведру и смочила тряпку. А когда поднялась, гаркнула:
– На хер он мне сдался! Лучше стол за собой протри.
Я посмеялся. Ничего смешного, коли меня спросите, но почему-то все казалось нелепым. Эта корчма, огромная женщина, суетящаяся между чистыми пустыми столами, моя бестолковая жизнь…
– Каково пад-дение, – я опрокинул в себя остатки пойла, – сегодня Кабир-гата н-намывает столы!
Кажется, она потерла столешницу яростнее.
– Никак не пойму, для чего первому головорезу пропадать здесь, – вдруг сказала женщина. – Уж такой умелый человек мог бы сыскать участь получше…
Что-то разъярило меня. Я ударил по столу, отбив ладонь. Нет ничего больнее сраной правды.
– Да что ты зн-наешь, милая! Я оставался в этой дыре ради нее. И останусь, сколько п-птребуется, только…
– А теперь ее нет, – перебила женщина, выжимая тряпку.
Холод лизнул спину. Я положил руку на пояс, поближе к ножу.
– Откуда т-ты…
– Что, тоже запамятовал? – ощерилась эта странная женщина. – Сначала хотят, чтобы послушали, потом хотят, чтоб забыли…
Был ли я здесь уже? Знакомы ли мы? Голова моя – ведро без дна, ваша правда. Я молча сидел и угрюмо смотрел на большую спину в простеньком платье. Словно мужчина разоделся, попомните мои слова. Не женщина – медведица.
Она разогнулась, почистив еще один стол. С легкостью перетащила скамью, прихватив ее одной рукой. Я не знал, что сказать. Стоило убираться отсюда прочь, забыть дорогу и никогда не возвращаться. Женщина заговорила вновь:
– Коли нужна тебе матушка, чем эта плоха? – она кивнула на дверь.
Над входом висел небольшой образок. Точь-в-точь такой же, каковой был под Кригом, у малого алтаря в нашем селе. До того как мой ублюдочный папаша уволок нас в эту дыру…
Я отвернулся, спрятав лицо. Прикрыл глаза ладонью.
– А коли нужна титька, куда выплакаться… – грубый женский голос приблизился. Я повернул голову на звук, отнял руку от глаз. Подавальщица или хозяйка, – черт ее разберет! – склонилась над столом. В широком вырезе простецкого платья, прислонившись друг к другу, лежали две огромные белые груди. – … чем моя плоха?
Я отскочил так резко, что уронил стул и облился сливянкой.
– Ох, нет-нет…
Она выпрямилась во весь рост: сама – точно опорная балка. Сейчас будто бросится, раздавит.
– Мерзавец, – почему-то она хищно улыбалась.
Я попятился к выходу, поднялся на ноги, нащупал рукой свой плащ, ткнулся спиной в дверь. Бровь у женщины-медведицы поползла вверх.
Я вернулся на нетвердых ногах, выудил серебряки и, не считая, оставил на соседнем столе. Совершенно неясно зачем, коли не собираешься возвращаться, не так ли?
* * *
«Еще сорок восемь», – обсчитала меня топь.
Числа росли. Отправив на тот свет шестнадцать ублюдков, надевших жителей Ийгало на колья, я не нашел покоя.
«Веледага», – шептали тени.
«Звенья большой цепи», – поддерживало стальное небо.
«Смерть за смерть», – скрипели деревья с зарубками у большого дуба.
Я не противился.
* * *
Уж вы притомитесь слушать все подробности той охоты, что растянулась на недобрый год. Я шел по следу Веледаги и путал числа. Мой доносчик, Солод, не пришел на встречу: так, оставил корявую записку, которую я долго читал по слогам.
Там было что-то про большую беду, коли я свяжусь с Веледагой. Про прощение и прощание с мертвыми. Про пощаду. И ни слова про то, кто поможет мне выманить Веледагу из острога. Потому я занес Солода в конец своего списка.
Уж вы смекнули, что к тому времени в нем умещалась добрая сотня мерзавцев.
По весне, когда поднялись воды, пошел слух, что у Веледаги дельце в Урголе. Быть может, то взошли семена моей работенки с письмами. Быть может, удача повернулась ко мне лицом. Или Веледага занемог и решил в последние годы снова повидать Эританские болота.
С той же прытью, с какой нищая девица спешит под венец со смотрителем, я разведал город. Приплатил кому стоило. Убрал тех, кто мешал. Херова крепость, с которой и началось убийство моей матушки, нависала, точно топор палача.
Казалось, не было такого места в Урголе, где я бы спрятался от ее стен.
Фургоны прибыли с дороги, ведущей к острогу. На тяжелом вощеном тряпье вышили длани, державшие горсть земли. Ошибки быть не могло. Я приложил сталь ножа к губам, будто выпросив у богов хоть какой-то милости. Эта сталь перепахала столько глоток за два ушедших года, что впору бы считать клинок священным. Тогда я и не всекал, сколько удачи потратил в своей охоте. Сколько сил похоронил в гнилых землях топей.
Так или иначе, к ночи все были на местах. Дозор у сторожки ходил кругами, отбрасывая тени у огней. Посетители из крепости только-только убрались прочь, оставив Веледагу в покое. Я смотрел на одинокую фигуру за тканевой ширмой и узнавал манеры, походку, комплекцию. Годы не сделали его лучше: он раздался вширь. Не сделали они его и умнее – он сунулся за пределы острога.
Притаившись на крыше соседнего дома, я не знал, хочу ли его убивать. Только знал, что должен.
«Все началось с письма», – напоминал ветер.
«Он отправил тебя в Ургол. В нем же и погибнет», – подначивали тени.
Сторожка на окраине раскинула свои объятия. Час от полуночи – ровно столько держится слабый дозор. Несколько мальчишек Веледаги убрались восвояси, а один задремал на посту. Попомните мои слова: все решает время и место. В остроге меня бы схватили в первые минуты за стеной, ибо острог не дремал вовсе, приютив и работников дневного времени, и пройдох-полуночников, вроде вашего старины Рута.
В Урголе и время, и место выбрал не я – то подарила судьба. Как уж вы смекаете, такой удаче верить не стоит.
Первого дозорного я уложил лицом к земле, подвинул ногу, точно бы тот заснул. Кровь его ушла в солому возле стойла – приметят ее по утру. Второй был совсем мальчишкой, а я не знал жалости: прошел след в след и ударил со спины. За последние годы я перерезал больше людей, чем заказывал
