Крест за Базарджик - Андрей Владимирович Булычев
– Да куда ты так быстро?! – воскликнул тот, принимая список по размещению взвода. – Я же сказал только к завтрашнему вечеру его предоставить. Мне послезавтра общий, по всему эскадрону в квартирмейстерство сдавать. Слушай, Тимофей, не в службу, а в дружбу, а сведи-ка ты все в один, а? Эскадронный писарь ещё в Свиштове в горячке с ног свалился, а в нижних чинах никого более из грамотных нет. Ты ведь умелый в этом деле, вон как тебя Яков Ильич нахваливал. И на Кавказе сколько меня выручал. Помоги с бумагами? Тут у меня вообще с ними полный завал, а я тебя и твоих фланкёров на весь месяц от караулов освобожу?
– Ну как любимому командиру не помочь, – тяжело вздохнув, произнёс Гончаров. – Я так понимаю, тут как раз на целый месяц всей писанины?
– Ну-у, где-то так, – подтвердил капитан. – Смотри сам, полк целый год ведь в походе был. Тут и по квартирмейстерской, и по интендантской части нужно отчитываться, а ещё и запросы обо всех потребностях подать. Вахмистр Гуреев тебе в помощь, он хоть в науках не силён, зато наизусть всё эскадронное имущество помнит. Вот, держи. – И вручил большой кожаный баул. – Филькино хозяйство, тут и чистая бумага, и чернила с перьями, и весь эскадронный учёт. Васька! – крикнул он денщика. – Поди сюда! Завтра же с утра чтобы на базар сбегал и свечей с лампадным маслом поболее прикупил. Потом это к Тимофею Ивановичу занесёшь.
– Слушаюсь, вашбродь. А сколько всего надо?
– Да бери побольше, рубля на три, – ответил тот. – Господин прапорщик за Филимона всю работу согласился сделать, а ты сам, небось, помнишь, сколько он свечей жёг и чернил тратил.
– Вот ведь, хоть не заходи к Сергеевичу, – ворчал под нос, топая к себе, Гончаров. – Всё время чем-нибудь да озадачит. Думал, отдохну, книги новые куплю, почитаю, пока непогода, а тут нате вам, пожалуйста – на целый месяц писанины.
На улице было темно, если где в Яссах и светили масляные фонари, то только у Княжеского дворца, да ещё горели кое-где караульные костры, всё остальное пространство в городе утопало в темноте и грязи. Оббив и очистив сапоги, Тимофей зашёл в дом.
– Вашбродь, в загороженный угол заходите, – прошептал, привстав со своей скамьи, Клушин. – Мундир на табурет скидывайте, он рядом стоит, я потом всё поправлю.
– Так в углу же хозяйка спит? – огорошенно спросил Тимофей.
– Да нет, она к детям на печку перешла, – ответил Степанович. – А вам там, у себя, всё чистое постелила.
– Вот ведь неудобно-то как, – прошептал Гончаров и, задев ногой табурет, загремел. – Блин! Ну как слон, извиняюсь. Нужно точно лампадку зажжённой держать, а то я тут всё переколочу.
«Сколько же месяцев я не спал в настоящей постели, – думал Тимофей, вытянув на своём ложе ноги. – И неважно, что этот расправленный на сундуке матрас – сенник, а не кровать с периной. В кроватях в этом времени спит только лишь высший свет, графья с баронами, ну или, на худой конец, помещики в своих имениях. Для таких же боевых офицеров самого нижнего пошиба, как я, и это шикарно».
Где-то за занавеской покашливал и ворочался на своей лавке Клушин, бормотали во сне дети, и, натянув до подбородка одеяло, Тимофей мерно засопел.
Выведенные из Румелии русские войска были расквартированы по нескольким городам и крепостям Валахии и Молдавского княжества. В Яссы были определены на постой Фанагорийский гренадерский, Смоленский мушкетёрский, Стародубовский драгунский, два казачьих полка и ещё несколько воинских команд. Непогода сделала все дороги непроходимыми, большое начальство придирками особо не докучало, и солдаты с офицерами отдыхали после долгой военной кампании и изнурительного дальнего перехода.
– Ох и льёт, вот льёт, – стягивая с себя старенькую епанчу, заметил Степанович, заходя с улицы. – Просуши-ка, милая. – Он подал её хозяйке. – Всё, поправил я вам забор, как новенький теперь будет. А завтра уж за сарайку возьмусь. Не забыли ещё руки, – довольно произнёс денщик, потирая ладони. – Сколько артелью своей изб мы срубили. Если бы не эта рекрутчина, небось, у самого бы пятистенок весь в узорной резьбе был. Окна в наличниках, на крыльце резные перильца с балясинами, а на крыше причелина[33] и конёк, – перечислял он мечтательно. – И двор бы покрыл как в Новгородских землях. Красота! Никакая погода была бы тогда не страшна. А то вон только вышел поработать – и уже весь мокрый.
– Совсем не видать просвета? – поинтересовался, откладывая писчее перо, Гончаров.
– Не-ет. Говорят, здесь такое чуть ли не до Рождества творится. Море рядом, а с запада и юга горы, вот потому на равнину в эдакую воронку сырость и загоняет.
– Очень плохо, – нахмурившись, посетовал Тимофей. – Думал завтра по городу прогуляться, в мастерские местные заглянуть, к книжным торговцам и на базар. А в шинели не пойдёшь, насквозь сразу промокнешь. О, а ведь у Маркова кожаный плащ есть! Вот его-то я и попрошу. Ну что, похоже? – Он пододвинул изрисованный лист к сидевшим на стуле детям. – Кот, кошка – мя-яу!
– Писика[34], писика! – закричали в восторге дети и выхватили у Тимофея рисунок. – Мама, мама, писика! – Они подбежали к стиравшей у печки Драгане. Та выпрямилась и, откинув с лица пряди мокрых волос, звонко рассмеялась. Достав из узелочка подаренный им огрызок карандаша, весело щебеча, Космина с Григором пристроились в уголке на табуретке и начали что-то подрисовывать, а Драгана, зачерпнув ковшиком кипяток из котла на печи, плеснула его в корыто. Закатав рукава кофты и немного подняв подол, она вновь принялась за стирку. Не совладав с собой, Тимофей в который уже раз окинул взглядом её ладную фигуру, открытые до колена ноги, шею, колыхавшуюся в такт движениям под кофтой грудь. Словно почувствовав на себе его взгляд, Драгана повернула голову, и их глаза встретились. Тимофея словно окатило горячей волной. Женщина покраснела и, отвернувшись, приспустила подол юбки.
– Ладно, Архип Степанович, пойду я. – Сложив все бумаги и писчие принадлежности в кожаный баул, Тимофей встал из-за стола. – Вы меня на обед не ждите, я где-нибудь в городе перекушу.
«Смотри, какая нужная вещь кожаный плащ, – думал Тимофей, топая по грязной улице. – Разбогатею, тоже себе такой же прикуплю и шляпу, не всё же время в каске ходить. До выплаты трети совсем немного осталось, а там и премиальные, говорят, хорошие будут за Базарджик».
Столица Молдавского княжества, Яссы, была довольно большим городом, раскинувшимся на семи холмах. В нём располагалось множество старинных церквей и монастырей, в центре
