Железный лев. Том 3. Падаванство - Михаил Алексеевич Ланцов

— Грубо, слишком грубо.
— Зато честно. А в нашей стране, чтобы не болтали интеллигенты, а главной народной ценностью является справедливость. Хотя бы мнимая.
— Вы опасные вещи говорите, не находите?
— Так ваш отец и является воплощение высшей справедливости для своих подданных. Простые крестьяне верят в то, что он бы и рад им помочь, да либо окружающие его «бояре» лгут, либо искажают его приказы. И это совсем не шутка. В России держава суть государство. Какой бы у нас режим не установи, пусть даже самую горькую демократию со всеобщим избирательным правом, правителю все равно надлежит быть государем. Как бы его ни обзывали. В отличие от западной традиции.
— Хм… занятно. — задумчиво произнесла она.
— Мы другие. Мы очень близкие к западу, но другие. Прежде всего вот тут, — постучал граф себя по голове. — И запад никогда не примет нас как равных. В его картине мира нам есть место только на его задворках.
— Отчего же? Мне кажется, что вы сгущаете тучи.
— Тогда, быть может, вы объясните, почему наша элита так рвется хапнуть денег тут и потратить их там? Словно мы колония запада? Почему не наоборот? Наш Кавказ прекрасен, да и Урал ничего. А уж Алтай просто великолепен. Да много у нас всяких мест хороших. Однако от них воротят и едут бог знает куда. Бегут просто. Словно чужедомные воришки.
Мария Николаевна нахмурилась.
— Мрачный вы человек. — наконец, после долгой паузы, произнесла она.
Лев уже хотел что-то ответить, но в этот самый момент танец завершился. И в помещение вошел Николай Павлович. Да и супруга освободилась после вальса.
Она блистала.
Ее вызывающий наряд эпатировал и привлекал внимание. Как и украшения.
— Господа, я прошу минутку внимания! — громко произнес герольд. Но это было явно лишним, все и так замолчали, тем более что и музыка прекратила играть.
— Лев Николаевич, подойдите, — громко произнес император.
Граф подчинился.
Стараясь максимально сохранять самообладание. Все-таки эта сценка не была задумана заранее, отчего несколько напрягала.
— Господа, — продолжил Государь, когда Толстой подошел к нему, — совсем недавно были завершены испытания нового орудия, разработанного Львом Николаевичем. Без малого две тысячи выстрелов на отказ! На гарантированный отказ! Так-то его разорвало на три тысячи двухсот седьмом усиленном выстреле.
Все поаплодировали.
Дамы из вежливости.
Офицеры с явным восхищением, ибо показатель изрядный.
Остальные за компанию.
— Посему я решил поздравить графа досрочным присвоением чина майора.
Все снова поаплодировали.
Вяло.
Для столичного общества было совершенно неясно, зачем из-за такое мелочи отвлекали их внимание. Император же продолжил:
— Кроме того, Лев Николаевич по свидетельству нашего морского министра представил массу всяких усовершенствований для флота, и укрепления нашего морского могущества. Включая производство самых современных корабельных паровых машин и пушек. Много лучше английских. В связи с чем, удовлетворяя ходатайство Михаила Петровича, я перевожу графа в морское ведомство и поздравляю чином капитан-лейтенанта[1].
В этот раз аплодировали сильнее, но как-то рассеяно и невпопад. Видимо, людей потряс этот перевод ничуть не меньше самого Льва Николаевича.
— Кроме того, господа. — продолжил император. — Лев Николаевич сумел наладить производство отличных отечественных рельсов и принял самое деятельное участие в подготовке множества реформ. Где оказался крайне полезен. В связи с чем я награждаю его земельным участком в столице, передавая под строительство его особняка Новую Голландию. С разрешением строить там все, что его душе будет угодно, без ограничений по высоте, стилю и желанию. Главное, чтобы граф уже обзавелся приличным жилищем в столице, прекратив слоняться по доходным домам как бедный родственник. Все ж один из самых богатых людей империи…
Теперь аплодисменты ревели.
Значимая награда.
Император ОЧЕНЬ редко такими жаловал.
Ну и, заодно, фактически вводил в местный бомонд, представляя, как одного из своих ближайших сподвижников. Любимчика, по сути. Хотя, конечно, такое говорить было сложно. Успехов-то за Львом Николаевичем действительно числилось изрядно.
На этом и Государь и завершил.
Император пожал руку графу. Обнял по-дружески. И того утащили моряки во главе с Лазаревым. Пить. Точнее, обмывать. Михаил Петрович не один месяц готовил почву для того, чтобы того тепло приняли.
Не все.
Ну хотя бы кто-то. Во всяком случае те, что радели за флот и вдохновился идеей превосходства в артиллерии и машинах над царицей морей. А уж как от этих слов императора загорелось у английского и французского послов…
— Видите, мама? — усмехнувшись, произнесла Наталья Александровна.
— Возможно, возможно… — тихо пробурчала Наталья Викторовна.
— Вы все еще в нем сомневаетесь?
— Вы знаете, что я ужасно сожалею о вашем проживании в Казани.
— Теперь у нас появится возможность построить особняк и в столице. И какой!
— Новая Голландия — ужасное местечко. — фыркнула она. — Да еще на второй линии от набережной. Если бы это не был целый остров, я бы подумал, что император бросил ему подачку.
— Мама, — покачала головой Наталья Александровна.
— Что мама? Я надеюсь, до самого лета вы погостите у нас?
— Едва ли… меня одну он не оставит. Сам же почти наверняка поспешит вернуться к делам.
— Вернутся? А эта безумная канонада⁈
— Карьера сама себя не построит.
— В эти года у него уже восьмой класс!
— Всего лишь восьмой класс. Поправьте меня, мама, но капитан-лейтенант даже фрегатом командовать не может. Офицер на побегушках.
— Ему надобно скорее из моряков уходить. Хотя бы артиллеристы. Это совсем никуда не годится.
— Мама… — покачала головой Наталья Александровна.
— А что мама? Наш флот ничтожен и едва ли позволит снискать славу с богатством.
— Отчего вы так решили?
— Ой, милая. Неужто вы не слышали? О том в Европе все судачат, высмеивая убогость и ничтожность наших моряков. В газетах пишут, в салонах говорят.
— А как же Лазарев? Как же наша победа при Веракрусе?
— Ах, оставьте, милая моя! Это избиение туземцев! В Лондоне над ним снисходительно улыбались. Они бы даже постеснялись о том заявлять.
— Вы мама, что отрава. Все вам не так, все вам не то.
— Я о вашем