Медведев. Книга 3. Княжество - Гоблин MeXXanik
— Как-то часто я тебя тут встречаю, — тихо сказал я, немного пристыженно, глядя на зверя. — Или у вас здесь целое семейство поселилось?
Лисица спокойно уселась в траву, аккуратно поджав лапы, и теперь смотрела на меня с тем самым выражением, которое можно было бы принять за насмешливое любопытство. Будто оценивала. Или ждала, что я выкину что-нибудь забавное. Я заметил, что шерсть у неё блестела, хвост был пушистым, и ни единого признака бешенства. Да и вообще, как мне рассказывали, больные звери на людей молча идут.
А эта смотрела ясными глазами.
— Ну что ж, — пробормотал я и пошарил по карманам. — Не с пустыми же руками с тобой говорить…
К моему собственному удивлению, в одном из внутренних отделений куртки обнаружилось старое, но вполне съедобное галетное печенье. То ли его туда ещё осенью сунул прежний хозяин, то ли Мурзик припрятал.
— Не ахти какое угощение, — сказал я, разламывая галету и держа её на открытой ладони. — Но уж какое есть.
Я снова взглянул на лисицу… и обомлел.
Там, где мгновение назад сидел зверь, теперь стояла девушка. В простом льняном сарафане, с накинутой на плечи шалью зеленого цвета. Волосы были рыжие, как лес осенью. И глаза всё те же, лисьи. Непривычно живые, внимательные, чуть прищуренные, будто и правда всё ещё ждала от меня какой-то глупости. Только теперь уже не с мордочки зверя.
— Так ты… перевёртыш, — смущённо пробормотал я, всё ещё держа в ладони обломок галетного печенья, будто это был единственный предмет, способный придать мне хоть какую‑то уверенность.
Глупее я себя, пожалуй, не чувствовал давно. Стоять среди ночного сада, в куртке с капюшоном и галетой наперевес. Да ещё перед кем‑то, кто мгновение назад был лисицей, а теперь вполне себе барышней.
Гостья не ответила. Лишь качнула головой, чуть в сторону, как будто не соглашаясь. Или рассеянно, словно не моё открытие её интересовало вовсе.
Я перевёл взгляд ниже. И только тогда заметил: из‑под подола её сарафана осторожно выглядывал кончик хвоста. Рыжий, мягкий, с чуть распушённым мехом. Точно такой же, как у той самой лисицы, что пару раз перебегала дорогу, когда мы ездили на обход. Только сейчас я понял, что это не «та же самая», а просто — она.
Она стояла спокойно, не делая ни шага вперёд, ни попытки исчезнуть. Только смотрела на меня внимательно, с каким‑то тихим ожиданием, как будто решение, что будет дальше, зависело исключительно от меня.
Я медленно опустил руку с печеньем. И, сам не зная зачем, бережно положил его на край скамейки рядом, будто оставлял символ мира.
— Ну… — хрипло начал я и прочистил горло. — Угощение всё ещё в силе. Хоть и не царское. Зато от всего сердца.
Кажется, хвост едва заметно вздрогнул. Или мне показалось.
Послышался негромкий звук шагов, с характерным поскрипыванием гравия под подошвами. Я обернулся, чуть вздрогнув, как человек, которого застали не за тем, чем он должен был бы заниматься.
По тропе шагал молодой дружинник. Парень с русыми вихрами, держащий в руках фонарь и, кажется, термос. Заметив меня, он ускорил шаг и чуть смутился, будто не ожидал застать князя, бродящего по саду в ночное время.
— Николай Арсентьевич? Простите, не знал, что вы тут. Думал, может, лиса опять.
Я машинально обернулся назад и опешил. На месте, где только что стояла гостья, теперь была лишь ночь и пустота. Даже примятая трава выпрямилась, будто и не знала, что кто-то здесь стоял. И только скамейка осталась, да и на ней не было ничего. Печенье исчезло.
Ни крошки.
— Вы… с кем-то были? — осторожно спросил дружинник, подходя ближе. — Я будто видел… силуэт?
Я не сразу ответил. Слова застряли где-то в горле. Что говорить? Что лиса обернулась девушкой? Или что я, взрослый человек, только что пытался накормить перевёртыша сухим прошлогодним печеньем?
— Показалось, — негромко сказал я и натянуто усмехнулся. — Видимо, просто тень от деревьев. Весенний воздух, знаешь ли, делает своё дело.
Парень кивнул, не слишком уверенно, но без лишних вопросов.
— Я как раз шёл смену проверить, — пробормотал он. — В термосе чай с мёдом. Могу угостить, если…
— Нет-нет, — поднял я руку. — Спасибо. Пора уже и обратно. Воздухом подышал и хватит. А ты ступай, проверь, как там ребята.
— Есть, Николай Арсентьевич, — дружинник кивнул, но ещё пару секунд стоял, будто хотел что-то добавить. Потом всё же пошёл дальше по тропе, фонарь мягко светил ему под ноги.
Ещё немного я постоял на месте, вглядываясь в темноту сада, слушая ветер и вспоминая рыжий хвост, выглядывающий из-под подола.
Я рассеянно добрел до крыльца, вошел в дом, повесил куртку на ее законное место. Затем пересек гостиную, поднялся по лестнице, вошел в комнату. С трудом стянул пиджак, повесил его на спинку стула, опустился в кресло у стола, не зажигая свет.
Я помассировал пальцами виски, пытаясь отогнать поступающую головную боль. И где-то глубоко внутри я вдруг четко понял: завтра этот город подбросит мне новых задач, которые придётся распутывать.
Ужин был на месте. Я шепотом поблагодарил Никифора и быстро съел все, что было на тарелках, почти не ощущая вкуса.
Быстро разделся и лег спать. И едва голова коснулась подушки, как я провалился в глубокий сон. Будто я просто шагнул из комнаты в иной мир.
Я стоял на опушке леса, который начинался прямо за забором поместья. Но теперь он казался иным: глубже, старше, живее. Свет луны неохотно проникал сквозь кроны, будто опасался потревожить что-то древнее, дремлющее между стволов.
Воздух был влажный, густой, пропитанный запахом земли, прелых листьев и смолы. Тишина звенела, как натянутая струна. А затем, между деревьями появились высокие, нечёткие, будто сотканные из тумана силуэты. Некоторые напоминали людей, другие — не совсем. У одних виднелись рога, у других — длинные волосы, колыхавшиеся, как водоросли в реке. Все они стояли неподвижно, глядя на меня из глубины леса. Я хотел заговорить, но язык будто онемел. А затем мягкая почва под ногами вздохнула, словно грудь живого существа.
Из тени выступил кто-то. Его лицо я не мог рассмотреть,
