Медведев. Книга 3. Княжество - Гоблин MeXXanik
Направился в кабинет. Пересек коридор, остановился перед дверью, из-под которой пробивалась узкая полоска света.
Вера сидела за столом, спиной ко мне, склонясь над бумагами, и что-то быстро записывая. Волосы убраны в строгий узел, но на висках уже выбились несколько непослушных прядей. Услышав, как открылась дверь, она обернулась и быстро поднялась с кресла.
— Николай Арсентьевич… — растерянно пробормотала она. — Я просто решила просмотреть официальную почту.
Я только махнул рукой, прошел в кабинет и сел в кресло. Взглянул на стопку конвертов, которые привез курьер Императорской почтовой службы. И пробормотал:
— Ну, придется приниматься за работу.
— Вы не ужинали? — мягко уточнила девушка.
— Позже, — вздохнул я. — Иначе после плотной еды мне захочется спать, а работать кто будет? Мурзик?
— Ему бы я не стала доверять важных дел, — усмехнулась Соколова и открыла блокнот, готовая записывать.
Я же вынул из подставки нож для бумаг и вскрыл первый конверт.
* * *
Разбор заявок занял почти два часа. Наконец, я отложил последнюю подшитую стопку бумаги, откинулся на спинку кресла и довольно произнес:
— Вроде на сегодня все.
Вера кивнула, глядя на страницы ежедневника. И на лице секретаря я заметил удивление. Нахмурил брови, уточнил:
— Что-то не сходится?
— Да в том то и дело, что все сходится, Николай Арсентьевич, — не отрывая взгляда от ежедневника, пробормотала Вера. — Просто… Каждая артель сильно занижает стоимость работ. Причем, значительно. Многие готовы работать даже не в ноль, а себе в убыток. Это… странно.
Она протянула мне ежедневник, и я пробежал глазами по колонкам цифр.
Я нахмурился.
— Действительно… — пробормотал я, проводя пальцем по строчкам.
Я откинулся в кресле, задумчиво потер переносицу. Вера молчала, но по её лицу я видел, что и она чувствует неладное.
— Так не бывает, — сказал я наконец. — Даже если предположить, что они хотят услужить новой власти, никто не будет работать себе в убыток.
Я снова посмотрел на цифры. Все сходилось слишком идеально для бюджета княжества. И оттого вызывало тревогу.
— Выпишите названия артелей, которые занижают цену работы. И передайте мне утром этот список. Попытаюсь завтра узнать у Климова, в чем заключается их хитрая схема.
Девушка кивнула. Я покосился на висевшие на стене часы, стрелки на которых подбирались к полуночи и продолжил:
— А сейчас ступайте отдыхать.
Вера кивнула, взяла со стола ежедневник:
— Доброй ночи, Николай Арсентьевич.
— Доброй, — ответил я.
Секретарь направилась к выходу. У самой двери ненадолго замялась, будто хотела что-то сказать, но передумала. Потом всё же обернулась. Взгляд её задержался на мне чуть дольше, чем обычно.
— Постарайтесь всё-таки отдохнуть. И не думать о делах хоть немного, — тихо сказала она. — У вас очень усталый вид. Кто-то может решить, что вы хвораете.
Я вздохнул, потер рукой переносицу. Похоже, действительно выглядел неважно, если даже секретарь это заметила.
— Быть может, мне стоит пройтись перед сном, — пробормотал я, — и надеюсь, что в комнате меня будет ждать ужин…
Последнюю фразу я произнес в надежде, что ее услышит Никифор.
Соколова не ответила, только чуть улыбнулась и исчезла за дверью.
Я впервые за день действительно задумался: может, она и права. Может, впрямь стоит хоть раз позволить себе не думать о Совете, о клятвах, о том, как удержать всё это в равновесии. Хотя бы до утра.
Я поднялся, потянулся, разминая плечи, и подошёл к окну. За стеклом темнело быстро, но как-то по-весеннему мягко. Под липами в свете фонарей мерцали мокрые дорожки от недавнего дождя. Воздух снаружи казался живым, свежим, влажным. Где-то, наверное, даже пахло черемухой, просто стекло не пускало аромат.
Я задержался на секунду, будто прислушиваясь, и вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.
В гостиной было спокойно. В камине ещё едва-едва тлели угли, как светляки в сумерках. На столе лежал сложенный плед и несколько орехов. Наверняка домовой постарался умаслить Мурзика, которого что-то не было видно.
В шкафу у выхода висела старая куртка. Добротная, чуть потертая на локтях, выцветшая до светло-зелёного оттенка, она легко легла на плечи. Широкие рукава были нужной длины, пуговицы держались на крепких нитках, капюшон, пахнущий деревом и сушёной мятой, оказался глубоким.
Я сунул руки в объемные карманы: там нашелся засохший клёновый «вертолётик». Усмехнувшись, я вышел на крыльцо. Воздух был насыщенным весенним до самых костей. Пахло землёй, влажной корой, молодыми листьями. Где-то над головой ухнула ночная птица.
Я медленно двинулся по тропинке, огибающей особняк. Шёл без цели, просто потому что весна просила себя послушать. Тихий шелест листвы, редкие капли с карниза, далекий звук воды в канаве у дороги — всё было как надо. Всё было на месте. И я тоже.
Странно, конечно. Сколько уже времени я живу здесь, а так ни разу и не заглянул в казарму дружины. Видел её издалека: одноэтажное здание с тёмной крышей, окна в ряд, флаг у входа. Всё как положено, аккуратно, добротно. Узнаваемо. Но вот подойти ближе, поинтересоваться, как там устроено, как живётся моим людям я так и не удосужился. Всё время находились дела поважнее. Или, быть может, я попросту привык думать, что они справятся и без моего участия.
И вот сейчас, когда тьма уже окончательно окутала деревья, я, сам не вполне понимая зачем, свернул с тропинки и направился в сторону казармы. Ветер то замирал, то снова тянулся от леса, и в его запахе чувствовалась почти тревожное.
Шёл я не спеша. До здания оставалось шагов двадцать, не больше, как вдруг где-то за оградой, в тени старых елей, хрустнула ветка.
Я замер. Подсознание сработало быстрее, чем разум. Воображение уже рисовало в памяти недавние сцены. Упыри, чужие силуэты у забора, тот гнилой запах, от которого на затылке вставали волосы.
Повернулся на звук почти мгновенно. Руки сами собой вышли из карманов. Пальцы чуть дрогнули, привыкая к знакомому ощущению. Я втянул в грудь воздух, и стихия отозвалась. Ветер зашелестел в кронах, пробежал по гравию у ног, заскользил по ткани куртки, словно спрашивая: «Где? Покажи».
Я не ответил вслух. Только продолжал смотреть в темноту за оградой.
Но из кустов, растущих за лавкой, чуть пошуршав листвой, вышла лисица, и я с облегчением
