Медведев. Книга 3. Княжество - Гоблин MeXXanik

— Да, — кивнул я.

— И вас помнят, — назидательно продолжил воевода. — Потому что не из кресла распоряжались, а в их жилище пришли и на горло Параскевы наступили. И простых людей в Северске немало, которым такое пришлось по нраву. А против народа ни один Совет не сдюжит. Ни с проверками, ни с интригами. Народ у нас, может, и терпеливый, но справедливость чует. А как поймет, что его князя хотят убрать… — он выразительно поднял бровь, — тогда и сами за вилы возьмутся.

— Приятная перспектива — быть защищённым толпой вооружённых садовым инвентарем горожан, — усмехнулся я.

— А вы не смейтесь, — хмыкнул Морозов. — У вас еще и ведьма в секретарях ходит. А вторая на подходе, если я все правильно понял. У таких дам, между прочим, снаряжение получше, чем у наших дружинников. И чай в термосе с укрепляющим отваром. Станешь с ними спорить и не заметишь, как запором мучиться начнешь. Или наоборот, ветер в кишках загуляет. Смотря какое настроение у тех, кто чай заваривает.

Я улыбнулся, но в груди стало как-то легче. Потому что, в общем-то, он был прав. И если уж опираться на кого-то — так точно не на Совет. А на тех, кто носит резиновые сапоги, варит варенье и зовёт тебя своим князем не по долгу службы, а от чистого сердца.

Морозов, казалось, хотел что-то ещё вставить с привычной иронией, но вдруг посерьёзнел. Помолчал немного, смотря прямо, где дорога будто растворялась в вечернем тумане. Потом глухо сказал не оборачиваясь:

— Вы ведь не замечаете, но клятвы, которые вы уже дали в Княжестве, связали вас куда крепче, чем вы думаете.

Я нахмурился, поёжился чуть, будто от сквозняка, хотя в салоне было тепло.

— Клятвы? — переспросил я, стараясь, чтобы голос звучал иронично. — Их у меня уже коллекция целая. Что, все на учёт ставятся?

— Эти — да, — спокойно подтвердил Морозов. — Особенно те, что даны вслух. На земле этой и при свидетелях. А кое-где, может, и под ней.

— Выходит, я теперь земле должен?

— Не шутите, — отрезал он. — Тут всё не так просто. Вы уж лучше не спорьте, княже, — голос его стал жёстче. — Просто запомните. И когда придет время, вернее если оно придет, вы сами во всем убедитесь.

Я хотел что-то ответить, но осёкся. Потому что тон его не оставлял пространства для перебранки.

Воевода наконец взглянул на меня и, чуть смягчившись, добавил:

— Кровь — не вода. И вы это знаете.

— Знаю, — признал я, тихо.

Морозов кивнул, будто поставил где-то внутри себя галочку. А потом, уже привычным голосом, с чуть заметной усмешкой:

— Так что если вдруг соберётесь сбежать обратно в столицу, то сперва попробуйте от этой земли отлипнуть. А если получится, то не забудьте оставить записку. Я её в архив подошью. Для потомков.

Я усмехнулся, качнул головой.

— Сначала попрошу Никифора составить акт о приемке постельного белья. С подписями, печатью…

— Во-во, — хмыкнул Морозов. — Он вам таких люлей веником за это отвесит, что ни один лекарь не возьмется шишки лечить.

Я улыбнулся, но промолчал. Просто откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Северск остался позади, с его фонарями и звоном вечерних трамваев. Вскоре редкие дома сменились полями, а за ними начался лес.

Дорога лентой уходила вперёд, полосы света фар выхватывали черный асфальт и стволы деревьев. Ветер шумел за окнами, гнул ветви, и время от времени по крыше машины стучали редкие капли дождя, срывавшиеся с крон.

Я распахнул веки и приоткрыл окно. Где-то далеко ухнула сова, между кустами мелькнул знакомый рыжий хвост, и я усмехнулся. Почему-то каждый раз, когда мы ехали через этот лес, мне казалось, что мы пересекаем невидимую границу: ту, что делит человеческий мир с миром старшего народа. Такого как Митрич, Иволгин и Илья. И сотен других. Но самым удивительным было то, что за короткий промежуток времени я уже успел привыкнуть к такому раскладу вещей. И уже не представлял себе другой жизни, без этих маленьких странностей.

Вдали показался огонёк. Сначала один, потом еще несколько. А вскоре, в темноте проступил силуэт поместья, в окнах которого горел свет.

Машина въехала на территорию, остановилась у крыльца.

— Прибыли, князь, — обернувшись ко мне, произнес Морозов.

Я кивнул. Открыл дверь, вдыхая свежий воздух. Где-то в кустах сада мелькнула тень, а через мгновение, из темноты, словно приветствуя хозяев, выскочил Аргумент. Собака подошла к Морозову и тот потрепал ее по холке:

— Ну что? Скучал? — мягко уточнил он, обращаясь к собаке, и пес, словно понимая, ответил едва слышным «гав».

— Я смотрю, вы с ним быстро нашли общий язык, — заметил я, глядя, как воевода треплет по холке пса.

— Так часто бывает, — ответил Морозов и направился к дому дружины. — Идем, — не оборачиваясь произнес он, и пес послушно засеменил за ним. Я же пошел к дверям дома, понимая, что первая половина дел на сегодня уже сделана. Полевая и самая интересная. Впереди же меня ждал долгий разбор заявок.

— Тяжела доля правителя, — пробормотал я, повторяя слова воеводы, и открыл дверь.

Глава 21

Ночные гости

Я вошёл в дом, тихо прикрыв за собой дверь. Остановился в гостиной. В камине ещё тлели угли, отбрасывая мягкое, чуть колеблющееся свечение на стены. Над очагом висели часы, стрелки на которых показывали почти девять вечера.

Я прошел в комнату, сел в скрипнувшее кресло. На столе лежала записка, написанная от руки аккуратным почерком.

«Николай Арсентьевич, заявки на восстановление порта в вашем кабинете»

Вздохнул, потер ладонями лицо и посмотрел на тлеющие в камине угли, которые уже начали покрываться золой. Устало пробормотал:

— Хоть бы один вечер прошел без разбора бумаг.

Снаружи тихо зашумел ветер. Где-то в саду коротко гавкнул Аргумент, будто отвечая на чужой звук. Я поднялся, подошёл к окну. И на секунду, мне вдруг показалось, будто по дорожке между липами кто-то крадется. Я нахмурился, вглядываясь в сумерки, но в следующую секунду ветер усилился, и всё исчезло.

За стеклом всё опять стало спокойно. Только ветер шелестел листвой в кронах. Луна стояла низко, отражаясь в блестящих дорожках после дождя.

Я вздохнул, вновь взглянул на