Лед - Андрей Алексеевич Панченко
На кромке сделали ещё один склад. Выдолбили в снегу прямоугольную яму, уложили дно досками от ящиков, чтобы не ушло в подтаявший слой. Сверху — снова литр керосина, немного собачьего пеммикана, два комплекта лыжных носков, пачка сухих спичек в запаянной банке, веревка. К записке приложили схему спуска.
Экономия сказывалась и на людях, и на собаках. К вечеру мы все едва передвигали ноги и лапы. Собаки заметно похудели. На пятый день спуска у нас пала очередная собака из упряжи инуита — просто легла и не встала. Тупун посмотрел на меня без слов. Я кивнул. Собаку мы съели молча, без разговоров, ели мясо сырым, товарищам погибшей собаки достались кости. На людей порцию не увеличивали — смысла нет, еды у нас уже почти не осталось. После ужина я решил бросить одни нарты.
На перевале нас снова настигли антарктические ветра. Поднялась позёмка, температура упала до минус тридцати, но мы держали темп и шли быстро. Мы торопились, и всё же наступил момент, когда ночью, при свете свечи, я сделал запись в журнал: «Переход — 18 км. Потерь нет. Склад малый заложен. Керосин — минус 2 л. Еды осталось только на завтрашний день, до склада „Бойня“ два перехода». Мы оказались на грани…
И всё же мы дошли! Дошли до первого большого склада, в котором лежали туши девятнадцати собак, десять литров керосина и несколько ящиков пеммикана. Последний день мы прошли голодными, и, если бы нас настигла метель… об этом не хотелось и думать.
К «Зимовью Александровскому» мы шли, как к дому: уже знали, где какой склад, где трещины, где можно срезать по ложбине. На каждом градусе поднимали крышки ящиков, брали еды по минимуму, только чтобы хватило до следующего склада, остальное оставляли Нансену и Адамсу.
Последние переходы до базы мы шли уже шатаясь от усталости и голода. И вот она, Китовая бухта! На берегу лежала полуразделанная туша кита и пахло угольным дымом — знакомый, правильный запах жизни. Собаки, которых у нас оставалось всего семь, завыли и рванули сами, не дожидаясь команд. Мы вернулись!
Эпилог
Под колесами поезда стучат стыки рельсов Закаспийской военной железной дороги, я еду в ссылку, иначе это не назовешь. Почетную конечно, и завуалированную под выполнение «особо важное задание правительства», но всё же…Оправил меня в эту экспедицию Великий князь Владимир Александрович Романов, регент при новом Российском Императоре Михаиле II. Старший брат императора, Георгий, отрекся от престола в пользу младшего брата из-за болезни, а сам царь пока несовершеннолетний.
Причина ссылки проста и понятна абсолютно всем — это гибель «Полярной звезды» и цесаревича с Великим князем Алексеем. Их признали погибшими официально, хотя тел так и не нашли. Я ведь молчать не стал, хотя, наверное, следовало, я откровенно и без прикрас рассказал прессе, еще в Австралии о том, как была организована русская экспедиции, и кто виноват в гибели больше чем трёх сотен человек — членов экипажа и пассажиров «Полярной звезды». В Петербурге теперь, должно быть до сих пор шумят — газеты продолжают муссировать тему гибели императорской яхты, но по большей части не моей вины ищут, а громкого скандала. Репутация императорской семьи пострадала сильно, а я оказался удобной фигурой, которую можно отправить подальше. Я был слишком упрям, слишком откровенен, слишком громко говорил о том, о чём «в приличном обществе» принято молчать.
Задача моей новой экспедиции — осуществить план Пржевальского, который он не успел реализовать из-за своей смерти в 1888 году. Мне было предписано провести исследование Тибета. По плану я должен выйти из Каракола осенью 1898 года, во главе хорошо вооружённого и обученного отряда из пятнадцати военнослужащих, через Тянь-Шань — на Аксу и по Хотанской реке в Хотан, далее через Керию в Черчен и в Гас. Весной и летом 1899 года исследовать северо-западный Тибет к югу и юго-западу от Гаса и в начале осени двинутся к Лхасе (Хлассе). Если в Лхасе встретят недружелюбно — вернуться в Цайдам и весной и летом 1900 года, смотря по обстоятельствам, исследовать северо-восточный или западный Тибет, и завершить путешествие поздней осенью 1900 года. Паспорт от Китайского правительства на путешествие, и охранная грамота на моё имя уже лежали у меня в саквояже. Таким образом меня на два года сослали с глаз долой раздраженной моим поведением императорской семьи.
Поезд грохотал по раскалённым рельсам, за окнами тянулись степи — выжженные солнцем, безлюдные, бескрайние. Я смотрел на них и думал о том, что мои дороги теперь пролягут по тем же безжизненным пространствам, только уже не в ледяной пустыне Антарктиды, а в каменной пустыне Тибета. Какая ирония — меня вновь отправляют туда, где нет людей, где каждый шаг даётся ценой жизни, и где люди умирают так же быстро и незаметно, как тухнут свечи на ветру.
Я ожидал чего-то подобного, поэтому обратно в Россию особо не торопился.
После нашего возвращения с Южного полюса в зимовье, уже на следующий день была организована спасательная партия под командой Игоря Паншина. В её состав вошли Галицкий, Скворцов и четыре инуита. Загрузив нарты продовольствием, основу которого составляло тюленье и китовое мясо с жиром, медикаментами и необходимым снаряжением, Игорь незамедлительно отправился в путь, так толком и не рассказав мне об итогах своего летнего похода. Мы торопились, ведь я знал почти наверняка, что Нансену помощь понадобиться, а англичанам, которые возможно идут по его стопам, так вообще…
Нансена нам удалось спасти, а вот англичан — нет. Адамс не внял голосу разума, и предпочел возвращаться с полюса, куда он всё-таки дошёл третьим, по своим же следам. Это его и сгубило. Не имея собак, испытывая недостатки в продовольствии и снаряжении, он двигался слишком медленно и в итоге изменчивая погода Антарктиды решила, что с неё хватит. Жуткие метели и бураны накрыли плато, продвижение англичан замедлилось, и сил им хватило только чтобы спуститься с перевала. Адамс и его группа замерзли насмерть, израсходовав весь керосин. Да и Нансен чуть не погиб, и только благодаря Игорю и его команде без потерь добрался к нашему зимовью.
Изможденных норвежцев спасательная команда нашла стоящих лагерем на восемьдесят третьем градусе южной широты. У них уже не
